Затор на двадцатом - [13]

Шрифт
Интервал

— Знаю.

Свирщев достал из бумажника пять рублей и протянул их Павлу.

— Братка Иван… — сказал Павел, и сердце его сжалось. — У меня есть. На бритье найду…

Он удивился, что Свирщев думает, что у него нет денег. Если бы он знал!

— Не только на бритье. Ты и подстригись, и в баню сходи. Пятерки на все хватит. Если денег нет, бери.

— Есть, братка Иван… Спасибо.

— Смотри, чтоб завтра пришел на работу без этих косм.

— Ладно, братка…

— Теперь дальше — одежда на тебе… Ты вот сегодня поскользнулся, а знаешь почему? Из-за твоих башмаков. Был бы ты в валенках, не поскользнулся бы. Это еще хорошо, что ты упал порожний. А вот представь себе, держишь ты бревно, вдруг нога твоя поскользнулась. Ты полетел, и бревно полетело. Куда? На тебя же! А рядом с тобой рабочие, и на них… Теперь — шапка. Ударит мороз, ты без ушей останешься. Это же тебе не на коне ехать, полотенцем обмотав голову. Я поговорю с начальником, чтоб выдали тебе авансом валенки и шапку.

— Братка Иван!.. Может, как-нибудь до получки дотяну, — взмолился Павел. — А то мне ничего не останется.

— Ничего, останется! Это тебе не подсобные работы. Где ты живешь? Все в дежурке?

Павел кивнул.

— Глупости! Какой там отдых. Сегодня скажу завхозу, чтоб организовал тебе койку в бараке. Ты и постель не получил?

— Нет.

— Надо получить. Запомни, Павел, что у нас рабочий — первый человек в государстве. Ему даются все права. Он должен не только работать, но и жить как человек. А на тебе костюм… Ну это мы сделаем после получки.

И тут Дубовик понял, что жизнь его ломается. Он пришел в дежурку, вытащил из-за пазухи кошелек, пересчитал деньги. Было их более двух тысяч. Он вздохнул: стало жаль этих денег. Он вздохнул еще раз, однако вытащил из пачки одну пятерку и положил ее в верхний карман. Вымотает ли Свирщев из него душу или нет, это еще не известно, но деньги-то вымотает. Валенки, шапка. А потом новый ватник, штаны.

Захотелось есть. Он достал с полки буханку хлеба и съел ее всю, запивая холодной водой. Потом пошел в склад за рукавицами и выбрал, как ему показалось, самые лучшие. Оттуда пошел в парикмахерскую и около часу сидел в кресле, пока его стригли и брили. Сидеть было приятно. Из парикмахерской пришлось идти в баню.

Назавтра он опоздал на работу, потому что после бани хорошо спалось. Пришел на склад, когда все уже были в сборе. Ночная смена ушла на отдых, но погрузка еще не началась — не было машин.

Когда он остановился у эстакады, Довнар взглянул на него и схватился за живот.

— Не могу, хлопцы… Умру или лопну, — стонал он, заливаясь смехом. — Я же его не узнал. Вот обработали человека. Спасите, люди! А портянки из сапог все так и торчат.

Павел стоял, неловко поворачиваясь на месте, круглолицый, как молодой месяц.

4

Через несколько дней Дубовик переселился в барак. Прежде чем перейти туда, он снова достал заветный кошелек. Долго считал и пересчитывал деньги, стонал и вздыхал. Он то отсчитывал от общей суммы часть денег, то клал их обратно, потом снова отсчитывал. Наконец, не считая, вынул несколько десяток и пошел в магазин.

Тут он долго стоял у прилавка, до тех пор, пока вышли все покупатели и наступило время закрывать магазин.

— А тебе что? — не очень приветливо спросил его продавец.

— Мне? Шапку и… валенки.

— Какой размер?

— А я, братка, не знаю.

— В таком случае примерь, какие подойдут.

Дубовик целый час выбирал и примерял шапку и валенки, пока наконец нашел по себе.

Когда стал отсчитывать деньги, заныло сердце. Он хотел что-то сказать, но махнул в отчаянии рукой и вздохнул.

Из магазина он вышел, держа под мышкой валенки, а в руках — шапку.

Утром, собираясь на работу, он думал, как будет над ним смеяться Федор. Но этого не произошло. Довнар долго оглядывал его, будто какое-то чудо, будто не веря, что перед ним настоящий Павел Дубовик. Наконец сказал:

— Ну взгляни, Иван! Видел ты такое мурло! Если бы на него, черта, надеть хороший костюм, он был бы настоящий красавец.

— Видный мужчина, — ответил Свирщев.


Установилась погода, и вывозка леса пошла полным ходом. Месяц приближался к концу. Вначале из-за снегопадов и метелей нарушился график вывозки. Теперь же он установился и грузчики стали перевыполнять план. Они старались как могли. От их работы в значительной мере зависело перевыполнение плана.

Павел Дубовик постепенно вошел в бригаду как равноправный ее член, и хотя у него не было такой ловкости, как у других грузчиков, но была сила, заменяющая ловкость.

В дальней делянке открывался новый лесной склад. Надо было проложить к нему автотрассу. Довнар послал туда часть своей бригады подготовить эстакаду для погрузки леса.

Тем грузчикам, что остались, — а их было только четверо, в том числе и Дубовик, — хватало работы. Приходилось работать без передышки.

Павел Дубовик начал теперь понимать, что он в бригаде не последний человек. Без него ни одно бревно не поднимали на машину. Ему иной раз даже хотелось прикрикнуть на Довнара, когда из-за того была заминка в работе. Но этого он себе еще не разрешал и только злорадно усмехался. «Ага, — думал он, — кричать любишь, а сам-то не очень…»

Неугомонный Довнар во время коротких передышек не отдыхал. Он старался подкатить по эстакаде к трассе как можно больше бревен, чтобы ускорить погрузку. Его напарником был Дубовик. И вот однажды попалась такая толстая смолистая сосна, что Федор, как ни напрягался, не мог стронуть ее с места. Она словно пристыла к скатам. Павел стоял и равнодушно наблюдал за Федором. Он даже не подумал, что надо помочь товарищу. Наоборот, он был бы очень недоволен, если бы Федору удалось сдвинуть бревно. Потратив напрасно много усилий, Федор наконец разогнулся и, сжав кулаки, налетел на Дубовика.


Рекомендуем почитать
После ливня

В первую книгу киргизского писателя, выходящую на русском языке, включены три повести. «Сказание о Чу» и «После ливня» составляют своего рода дилогию, посвященную современной Киргизии, сюжеты их связаны судьбой одного героя — молодого художника. Повесть «Новый родственник», удостоенная литературной премии комсомола Киргизии, переносит нас в послевоенное киргизское село, где разворачивается драматическая история любви.


Наши времена

Тевье Ген — известный еврейский писатель. Его сборник «Наши времена» состоит из одноименного романа «Наши времена», ранее опубликованного под названием «Стальной ручей». В настоящем издании роман дополнен новой частью, завершающей это многоплановое произведение. В сборник вошли две повести — «Срочная телеграмма» и «Родственники», а также ряд рассказов, посвященных, как и все его творчество, нашим современникам.


Встречный огонь

Бурятский писатель с любовью рассказывает о родном крае, его людях, прошлом и настоящем Бурятии, поднимая важные моральные и экономические проблемы, встающие перед его земляками сегодня.


Любовь и память

Новый роман-трилогия «Любовь и память» посвящен студентам и преподавателям университета, героически сражавшимся на фронтах Великой Отечественной войны и участвовавшим в мирном созидательном труде. Роман во многом автобиографичен, написан достоверно и поэтично.


В полдень, на Белых прудах

Нынче уже не секрет — трагедии случались не только в далеких тридцатых годах, запомнившихся жестокими репрессиями, они были и значительно позже — в шестидесятых, семидесятых… О том, как непросто складывались судьбы многих героев, живших и работавших именно в это время, обозначенное в народе «застойным», и рассказывается в книге «В полдень, на Белых прудах». Но романы донецкого писателя В. Логачева не только о жизненных перипетиях, они еще воспринимаются и как призыв к добру, терпимости, разуму, к нравственному очищению человека. Читатель встретится как со знакомыми героями по «Излукам», так и с новыми персонажами.


Бывалый человек

Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!