Затор на двадцатом - [12]
Покачав головой, он направился к двери.
— Федор Антонович, подожди! Приходи в клуб, в шахматы сыграем.
— Не пойду. Я из-за этого волосатого еще сегодня не ужинал.
Он грохнул дверью и вышел.
Наутро Павел Дубовик вышел на погрузку леса. Утро было ясное, морозное. Снежок, выпавший за ночь, искрился на солнце и мягко хрустел под ногами. Но настроение у Дубовика было плохое. Во-первых, он не выспался, потому что ночью пришлось везти бензин в гараж. Во-вторых, его поставили на трудную работу и он знал, что лодырничать ему не дадут.
Он чувствовал, что берут его неохотно, только по необходимости; что его не любят и не уважают; что каждый думает о нем как о «подсобных работах». Как он отличался от них, от этих сильных и веселых хлопцев! Все они в теплых шапках-ушанках, в ватниках, в валенках, в новых рукавицах, а он среди них словно белая ворона.
Он знал, что Довнар ненавидит его, поэтому и шел позади всех, чтоб не попадаться ему на глаза, а тот ежеминутно оглядывался, пренебрежительно сплевывал на снег и что-то вполголоса бормотал.
На лесном складе еще никого не было, только невдалеке догорал костер. Увидев его, Павел повеселел. Рукавицы у него были старые, за дорогу руки замерзли, и он сразу подошел к костру.
У Довнара чесался язык. Хотелось сказать «подсобным работам» что-то оскорбительное, злое, но разве проймешь этого лентяя. Тогда Довнар стал разметать площадку, бросая время от времени колючие взгляды в сторону Павла Дубовика, но тот стоял понурый и не смотрел на своего неспокойного бригадира.
Наконец подошла машина. Грузчики сразу заняли свои места. Довнар и Свирщев положили на прицеп скаты, чтобы на них с эстакады вкатывать бревна. Дубовик все еще стоял у костра и дремал.
Довнар разозлился:
— А ты что ж, бревно! Прилип к огню? Может, что-нибудь приснилось? — крикнул он.
— Иди сюда, Дубовик! — окликнул его Свирщев. — Будешь стоять с моей стороны.
Если бы в этот день Павел работал рядом с Довнаром, это был бы его первый и последний день работы на погрузке. Ленивый и неуклюжий, притом еще незнакомый с работой, он только нагибался, чтобы подхватить бревно, а оно уже катилось по скатам на машину. Работа шла быстро и слаженно. Дубовик сам чувствовал, что бревна катятся вверх почти без его помощи, и даже был доволен этим. «Не так страшен черт, как его малюют», — думал он о своей новой работе.
Не успел он как следует развернуться, а машина была уже нагружена.
— Прими скат от прицепа, — приказал ему Свирщев.
Дубовик по-медвежьи обхватил скользкое, обкатанное бревно и отбросил его в сторону.
— Куда ты потащил? — крикнул Довнар. — Может, думаешь, что уже все, справился?
Дубовик нагнулся, чтобы поднять скат, поскользнулся и упал в снег.
Довнар захохотал:
— Посмотрите, хлопцы, может, он там рассыпался?
Свирщев не стал ждать, пока Дубовик встанет и отряхнет с себя снег, положил скат на место.
— Ты что, не видел, как Федор принимал скат? — спросил он у Дубовика.
— Нет…
— Плохо. Надо смотреть. Я тебя нарочно попросил принять скат, потому что ты должен был видеть, как убирал его Федор. Он приподнял конец его с земли, потянул назад, и готово, он уже упал. Смотри: вот так. А положить его на машину тоже будет легко, надо поднять другой конец. Смотри: вот так. А теперь потянуть вперед и положить на прицеп. На каждой работе, Дубовик, кроме силы нужны еще соображение и умение. Надо присматриваться к другим, учиться у более опытных. Вот скоро придут две машины, и мы разделимся на две группы. Я беру тебя в свою, только смотри не подкачай.
Из-за поворота дороги показалась машина. Она развернулась и подошла к эстакаде. Через минуту загудела и вторая.
Как бы там ни было, в тот день Дубовику не пришлось по-настоящему поработать. Он только вертелся и не успевал за товарищами.
Возвращался он домой с таким чувством, словно только что закончил какой-то бестолковый бег. Было жарко, усталость чувствовалась в каждом мускуле.
Он снова плелся позади бригады, с сожалением поглядывал на свои рукавицы. Они разорвались до основания…
Когда Свирщев отстал от товарищей, чтобы пойти с ним рядом, он немного испугался. Не зная почему, он стал бояться Свирщева больше, чем Довнара. Довнар со своим криком не страшен. А вот Свирщев! Этот не бросит! Дубовик был уверен, что Довнар даже не выгонит его из бригады, пока этого не захочет Свирщев.
— Ну как, Павел, устал? — спросил у него Свирщев.
— Не так чтобы очень… Так себе…
— Так себе! Прежде всего ты сходишь на склад и получишь рукавицы. Покажи свои. Ну, это не рукавицы! Дай сюда… Одна рвань. Работника из тебя в них не будет.
Он швырнул рукавицы в снег. Павел с сожалением посмотрел на них.
— Братка… ну а как же я…
— Получишь на складе новые.
— Я понимаю… За новые нужны же деньги…
— Какие деньги? За спецовку денег не платят, чудак ты этакий.
— Не платят? — недоверчиво спросил Павел.
— Ну понятно. Сносишь — другие дадут. Теперь вот в чем дело, Павел. Такие волосатики, как ты, нашей бригаде не нужны. Смотри, какие у нас хлопцы, один к одному! А ты оброс, как дикий зверь.
— Так-то оно, братка Иван…
— Денег нет? Ну понятно, какой был твой заработок на подсобных, только на харчи. Я тебе дам пятерку, сходишь в парикмахерскую. Знаешь, где она?
В первую книгу киргизского писателя, выходящую на русском языке, включены три повести. «Сказание о Чу» и «После ливня» составляют своего рода дилогию, посвященную современной Киргизии, сюжеты их связаны судьбой одного героя — молодого художника. Повесть «Новый родственник», удостоенная литературной премии комсомола Киргизии, переносит нас в послевоенное киргизское село, где разворачивается драматическая история любви.
Тевье Ген — известный еврейский писатель. Его сборник «Наши времена» состоит из одноименного романа «Наши времена», ранее опубликованного под названием «Стальной ручей». В настоящем издании роман дополнен новой частью, завершающей это многоплановое произведение. В сборник вошли две повести — «Срочная телеграмма» и «Родственники», а также ряд рассказов, посвященных, как и все его творчество, нашим современникам.
Бурятский писатель с любовью рассказывает о родном крае, его людях, прошлом и настоящем Бурятии, поднимая важные моральные и экономические проблемы, встающие перед его земляками сегодня.
Новый роман-трилогия «Любовь и память» посвящен студентам и преподавателям университета, героически сражавшимся на фронтах Великой Отечественной войны и участвовавшим в мирном созидательном труде. Роман во многом автобиографичен, написан достоверно и поэтично.
Нынче уже не секрет — трагедии случались не только в далеких тридцатых годах, запомнившихся жестокими репрессиями, они были и значительно позже — в шестидесятых, семидесятых… О том, как непросто складывались судьбы многих героев, живших и работавших именно в это время, обозначенное в народе «застойным», и рассказывается в книге «В полдень, на Белых прудах». Но романы донецкого писателя В. Логачева не только о жизненных перипетиях, они еще воспринимаются и как призыв к добру, терпимости, разуму, к нравственному очищению человека. Читатель встретится как со знакомыми героями по «Излукам», так и с новыми персонажами.
Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!