Затор на двадцатом - [11]

Шрифт
Интервал

— Выход есть. В Довнарову бригаду я тебе дам человека.

— Кого? — начальник удивленно взглянул на парторга.

— Павла Дубовика.

— «Подсобные работы»?

— Переведем на прямые.

Жаровин грузно опустился в кресло.

— Что ж! Это мысль неплохая. Но как посмотрит на это сам Довнар! Знаешь, какой он.

— Знаю. С головой парень. Дубовика он, безусловно, возьмет. Но дело не в одном Дубовике, Семен Петрович. Нам вообще необходимо пересмотреть как следует все подсобные работы. Там не один такой Дубовик.

— Тогда мы оголим подсобные.

— И тут выход есть. Многие домашние хозяйки помогут нам. Одним словом, я это беру на себя. Ты был в лесу, а я тоже кое-где побывал.

— Ну, Кузьма Иванович… говоря прямо — эти твои слова мне как маслом по сердцу… Давай пересмотрим подсобные работы.


Бригадир грузчиков Федор Довнар был горячим и вспыльчивым. Невысокого роста, коренастый, он был сильный, как дуб, и любая работа горела в его руках. Подвижный и ловкий не по годам, он любил работать сам и не терпел плохой работы других. При первой встрече он казался душою-человеком, но стоило ему заметить лодыря и бездельника — руки его сжимались в кулаки, он кричал во весь голос и был готов броситься в драку.

Бригаду он подобрал на славу: молодец к молодцу. Но больше всех он ценил своего заместителя Ивана Свирщева, который ростом был почти вдвое выше бригадира. Если Федор Довнар руководил бригадой, то спокойный и рассудительный Иван Свирщев руководил своим неспокойным бригадиром.

Узнав, что в его бригаду назначили Павла Дубовика, Довнар сразу вспыхнул и как бомба влетел в кабинет начальника. Жаровина не было в кабинете, за его столом сидел Ковалевский.

— Слышал, Кузьма Иванович? — тонким голоском закричал он. — Слышал, кого мне вперли в бригаду?

— Слышал, Федор Антонович. Это я и впер, признаться тебе сердечно, — серьезно взглянув на Довнара, сказал Ковалевский.

Федор как стоял, так и опустился на диван, недоуменно поглядывая на парторга. Эти слова сразу погасили его пыл.

— Спасибо, Кузьма Иванович, — прошептал Довнар, — но я не верю!

— Почему не веришь?

— Ты сам лесоруб… знаешь, что такое погрузка!.. И чтоб впереть в мою бригаду «подсобные работы»! Да ты посмотри, как он ходит! — возмущался он. — Я как увижу, как он плетется за возом, то, кажется, выхватил бы из его рук кнут и стеганул бы его, чтоб он хоть шел как человек.

Ковалевский усмехнулся.

— Вот я и надеюсь, что вы научите его шевелиться побыстрей.

— Кто его научит? Лысый теленок так и издохнет с лысиной. Теперь же на мою бригаду будут пальцем указывать: вот, скажут, «подсобные работы» идут… А мы еще с Доски почета не сходили.

— Ничего, Федор Антонович. У нас больше некого дать. Да я и не верю, что один человек всю бригаду потянет с Доски почета. А вы вот сообща одного человека потяните за собой.

— Пусть его за хвост тянут! Прогоню! Прогоню, Кузьма Иванович! Только что-либо замечу — сразу прогоню! Мы и без него справимся, так и начальнику скажи.

Выйдя от парторга, Довнар помчался к Ивану Свирщеву. По дороге он встретил Алену Головач и пожаловался ей и на начальника и на парторга. А у бараков остановил приемщика Миколу Куделина.

— Ты слышал, Микола? — спросил у него.

— Что такое, Федор Антонович? — заинтересовался Микола.

— Он не знает — что! — горько усмехнулся Довнар. — В мою бригаду знаешь кого дали?

— Кого, Федор Антонович?

— «Подсобные работы»! Этого бездельника, лентяя, слышал? Ты подумай, Микола! Ну что мне теперь делать?!

— Только вешаться, браток, или жениться, ничего другого не придумаешь. Я на твоем месте пошел бы на Яневку. Видел прорубь, где кузнецы воду берут? Там глубоко! Вниз головой — бух! Пусть бы знали, как подсобные… — Микола не успел закончить.

Довнар сжал кулаки.

— И ты еще издеваешься надо мной, рыжий черт! Вот как дам, так перевернешься раз десять.

— Что ты, Федор! — Микола отступил на шаг. — Ты ж ненароком зубы мне выбьешь! Чего ты размахался кулаками? Издеваешься! Какой ты чудак, братец! Дубовику в самый раз на погрузке работать, а не дрова возить. Такой здоровяк.

— Иди поцелуйся с ним, свояками будете! — крикнул Федор и, повернувшись, побежал в барак.

Свирщев собирался идти в клуб. На столе стояло зеркальце, лежала бритва. Сам он был в майке, — видимо, недавно умылся. Федор только хмыкнул, зайдя в комнату, и, не поздоровавшись, начал:

— Беда, Иван… Слышал о нашей беде?

Свирщев уже о «беде» слышал, но виду не подал. Надо было дать Довнару выговориться до конца.

— В чем дело, Федор Антонович?

— В чем дело? «Подсобные работы» в нашу бригаду вперли.

— Дубовика?

— Того, волосатого…

— Гм… Ну и что ты думаешь?

— Выгоню.

— Ну, с первого дня как-то неловко выгонять.

— А что там! Я только посмотрю, как он будет поворачиваться у бревен.

— Он сильный, Федор Антонович! Видел, как он бочки с горючим на сани вкатывает? Один!

— И медведь сильный, но попробуй поставь его на погрузку! — крикнул Довнар.

Свирщев захохотал.

— Нашел с чем сравнивать! Дубовик же человек, у него разум есть.

— А лихо его знает…

— Это не беда, Федор Антонович, что в нашу бригаду Дубовика назначили. Я вот думаю, как бы нам его обтесать.

— А-а-а! — разочарованно протянул Довнар. — Значит, ты уже слышал… Ну и обтесывай его сколько тебе влезет, а я не стану.


Рекомендуем почитать
Встречный огонь

Бурятский писатель с любовью рассказывает о родном крае, его людях, прошлом и настоящем Бурятии, поднимая важные моральные и экономические проблемы, встающие перед его земляками сегодня.


Любовь и память

Новый роман-трилогия «Любовь и память» посвящен студентам и преподавателям университета, героически сражавшимся на фронтах Великой Отечественной войны и участвовавшим в мирном созидательном труде. Роман во многом автобиографичен, написан достоверно и поэтично.


В полдень, на Белых прудах

Нынче уже не секрет — трагедии случались не только в далеких тридцатых годах, запомнившихся жестокими репрессиями, они были и значительно позже — в шестидесятых, семидесятых… О том, как непросто складывались судьбы многих героев, живших и работавших именно в это время, обозначенное в народе «застойным», и рассказывается в книге «В полдень, на Белых прудах». Но романы донецкого писателя В. Логачева не только о жизненных перипетиях, они еще воспринимаются и как призыв к добру, терпимости, разуму, к нравственному очищению человека. Читатель встретится как со знакомыми героями по «Излукам», так и с новыми персонажами.


Светлые поляны

Не вернулся с поля боя Великой Отечественной войны отец главного героя Виктора Черемухи. Не пришли домой миллионы отцов. Но на земле остались их сыновья. Рано повзрослевшее поколение принимает на свои плечи заботы о земле, о хлебе. Неразрывная связь и преемственность поколений — вот главная тема новой повести А. Усольцева «Светлые поляны».


Шургельцы

Чувашский писатель Владимир Ухли известен русскому читателю как автор повести «Альдук» и ряда рассказов. Новое произведение писателя, роман «Шургельцы», как и все его произведения, посвящен современной чувашской деревне. Действие романа охватывает 1952—1953 годы. Автор рассказывает о колхозе «Знамя коммунизма». Туда возвращается из армии молодой парень Ванюш Ерусланов. Его назначают заведующим фермой, но работать ему мешают председатель колхоза Шихранов и его компания. После XX съезда партии Шихранова устраняют от руководства и председателем становится парторг Салмин.


Бывалый человек

Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!