Затишье - [50]
— Мне нездоровилось, — сказала Наденька.
Степовой щелкнул шпорами, поклонился Нестеровскому, который слушал Каменского. Пароходчик остроумно и дерзко сравнивал генерал-губернаторов с вотчинными князьками древней Руси, Полковника тут же отозвал новый чиновник особых поручений, лысый и ушастый, похожий на нетопыря, и Стенового осадили дамы:
— Ах, Виктор Кириллович, ах, Виктор Кириллович, поздравляем, с повышением вас, расскажите эпизод!
— Извольте, — поклонился капитан Степовой. — С истинным удовольствием. Так вот, мы вступили в Польшу вместе с графом Муравьевым, назначенным генерал-губернатором края… а затем по его приказу двинулись отрезвлять легкомысленную шляхту. Однажды наш карательный отряд оказался в местечке, название которого трудно и неприлично произносить…
— Господа, просим к представлению! — прервал Стенового чиновник особых поручений.
Все с волнением и трепетом устремились в залу, построились, образовав коридор, до хруста вытягивали шеи. По коридору в свите местной знати шествовал генерал-губернатор Тимашев. Внушителен, осанист, бритые губы сложены ижицей, бакенбарды — котлетками. В левой согнутой руке парадная каска с орлом и белые перчатки, на мундире — иконостас орденов. За ним — истовое, багровое от торжественности лицо купца Колпакова, строго вытянутое — губернатора, сизая от седины голова директора горного департамента. И полковник Нестеровский в свите, выпуклые глаза его полуприкрыты, подбородок приподнят.
Генерал-губернатор здоровается со всеми, наклоняя крупную голову, прокашливается, как певец перед сценою, прочувствованно обращается к собранию:
— Господа, я рад случаю вас видеть и познакомиться с вами. — Многозначительная пауза, аплодисменты. — Но скорблю при мысли о причине, вызвавшей этот случай. Назначение генерал-губернатора в край, где такового не полагается, принадлежит к числу мер, выходящих из общего порядка вещей и принимаемых лишь в обстоятельствах особой важности. Вам известно, что буря страстей поднята против нас на западе клеветой и завистью, которые, не гнушаясь никакими средствами, ищут содействия внутри России между тайными противниками общественного порядка. В такое время, господа, мы все должны, не щадя себя, усиленно работать для блага общего и тем облегчить труд богом посланного нам государя, ангельское сердце которого скорбит при виде предательских действий внутренних врагов нашего общества…
Он престрого оглядел собрание, будто видел уже этих врагов, замаскированных мундирами, сюртуками и шелками. Наденька почувствовала, как подобрался, будто готовясь к прыжку, капитан Степовой. Ей казалось, будто присутствует она при каком-то фарсе, где каждый играет назначенную ему роль. И вспомнила лобастое лицо Иконникова, мальчишескую улыбку подпоручика Михеля, вспомнила Костю. Он стоял тогда, на балу, вон у той стены, такой забавный в чужой одежде.
А Тимашев, снова выдержав ритмическую паузу, протянул свободную руку:
— В этом общем деле я надеюсь найти в вас ревностных и верных долгу чести сотрудников. Затем, если кто, положа руку на сердце, не вполне сочувствует этому вызову, — пусть удалится из среды нашей, чтобы не заслужить позорной судьбы предателя.
Никто не удалился. Зааплодировали, на глазах у многих — слезы. От криков «ура» заколебались люстры…
Полковник Нестеровский вел к Наденьке молодого горного инженера, которого никогда прежде она в Перми не видела:
— Строитель и начальник будущего Мотовилихинского завода Николай Васильевич Воронцов.
Воронцов учтиво поклонился, не стал говорить подогнанных к таким случаям банальностей. Глянул на Наденьку быстро и дружелюбно очень светлыми глазами. Нестеровский представил Воронцова и капитану Степовому, который снова настойчиво опекал Наденьку. Степовой холодно процедил ничего не значащие слова, хотя, очевидно, не видел в новом знакомце ничего примечательного.
— Прошу меня не осуждать, — сказал Воронцов. — Мне пора домой. Все эти парады только занимают время.
«Так вот он каков, этот новый начальник Бочарова, — думала Наденька, не слушая, что говорит ей капитан Степовой. — Удивительно свежий человек».
Она следила, как ловко, чуть боком, пробирается Воронцов к выходу. И все эти фраки, мундиры на пути — лишь досадная временная помеха ему: выйдет и забудет.
Мясистая спина с муаровой лентой заслонила капитана. А потом Наденька увидела Ольгу Колпакову, поморщилась: не хотелось ее разговоров.
— Боже мой, наконец-то! — возликовала Ольга. — Но почему ты никого не принимаешь, даже меня?
— Вы, конечно, приглашены? — спасая Наденьку, спросил Степовой Ольгу.
— Да, да, прогулка по Каме, музыка! Чудесно!
Прием закончился, пермская знать разъезжалась, глубоко проникнутая сознанием особой ответственности своей перед отечеством в это трудное для России время.
Пароход братьев Каменских «Ерш» колотил плицами воду, расталкивая тупым носом плотное течение. Тонкая длинная труба густо пачкала воздух, расстилала за кормой серый шлейф. На носу под парусным тентом сладко играл оркестр. Лакеи в белых перчатках высоко поднимали на подносах вина и закуски. Раннее солнце перекинуло поперек Камы плескучую ослепительную дорогу. Свежий ветерок играл вымпелом: то свертывал, то разгибал в узкую линию. Вода с ласковой воркотней обегала низкие берега. Пахло смолкой, теплым деревом, мокрой пылью. А потом волнами пришли другие запахи.
Рассказы и повести о наших современниках, о непростом мире детей, о нравственном становлении человека.
Авенир Крашенинников родился в 1933 году в Перми.Окончив семилетку, учился в техникуме, работал прокатчиком на машиностроительном заводе имени В. И. Ленина, служил в рядах Советской Армии; сотрудничал в редакциях областных газет, на радио, в книжном издательстве.Окончил Высшие литературные курсы в Москве. Член Союза писателей СССР с 1964 года.Писать начал с четырнадцати лет. Первое стихотворение было опубликовано в 1953 году в бакинской газете «На страже». Первый сборник стихов — «Песня камских волн» — вышел в Перми в 1959 году.Авенир Крашенинников — автор десяти книг, среди которых документальные повести «Большая родня», «Лично причастен», повесть «Острые углы», роман «Затишье».О трагической судьбе Моисея Югова — славного сына уральской земли, первооткрывателя кизеловского угля, о его побратимах, крепостных крестьянах, об их высокой любви к родине повествует исторический роман «Горюч-камень».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Новая книга писателя посвящена теме нравственного отношения человека к природе.
Дивья пещера… Одна из красивейших на Урале, одна из наименее изученных. Обследован и описан пока лишь главный ход пещеры. Но есть у нее еще и другие ходы и нижние этажи. Туда опасно спускаться даже хорошо подготовленной экспедиции. Однажды утром геолог Белугин обнаружил, что его сын Витька со своим приятелем Стасиком Вилюйским отправились в пещеру. Видимо, они попали в нижние этажи. Белугин с проводником Платоном Гридиным бросились на поиски. О карстовой пещере Дивьей и приключениях двух ребят, заблудившихся в ней, рассказывается в этой книге.
Эта книга является 2-й частью романа "Нити судеб человеческих". В ней описываются события, охватывающие годы с конца сороковых до конца шестидесятых. За это время в стране произошли большие изменения, но надежды людей на достойное существование не осуществились в должной степени. Необычные повороты в судьбах героев романа, побеждающих силой дружбы и любви смерть и неволю, переплетаются с загадочными мистическими явлениями.
Во второй книге дилогии «Рельсы жизни моей» Виталий Hиколаевич Фёдоров продолжает рассказывать нам историю своей жизни, начиная с 1969 года. Когда-то он был босоногим мальчишкой, который рос в глухом удмуртском селе. А теперь, пройдя суровую школу возмужания, стал главой семьи, любящим супругом и отцом, несущим на своих плечах ответственность за близких людей.Железная дорога, ставшая неотъемлемой частью его жизни, преподнесёт ещё немало плохих и хороших сюрпризов, не раз заставит огорчаться, удивляться или веселиться.
Герой этой книги — Вильям Шекспир, увиденный глазами его жены, женщины простой, строптивой, но так и не укрощенной, щедро наделенной природным умом, здравым смыслом и чувством юмора. Перед нами как бы ее дневник, в котором прославленный поэт и драматург теряет величие, но обретает новые, совершенно неожиданные черты. Елизаветинская Англия, любимая эпоха Роберта Ная, известного поэта и автора исторических романов, предстает в этом оригинальном произведении с удивительной яркостью и живостью.
В книге впервые публикуется центральное произведение художника и поэта Павла Яковлевича Зальцмана (1912–1985) – незаконченный роман «Щенки», дающий поразительную по своей силе и убедительности панораму эпохи Гражданской войны и совмещающий в себе черты литературной фантасмагории, мистики, авангардного эксперимента и реалистической экспрессии. Рассказы 1940–50-х гг. и повесть «Memento» позволяют взглянуть на творчество Зальцмана под другим углом и понять, почему открытие этого автора «заставляет в известной мере перестраивать всю историю русской литературы XX века» (В.
«…Я желал бы поведать вам здесь о Жукове то, что известно мне о нем, а более всего он известен своею любовью…У нас как-то принято более рассуждать об идеологии декабристов, но любовь остается в стороне, словно довесок к буханке хлеба насущного. Может быть, именно по этой причине мы, идеологически очень крепко подкованные, небрежно отмахиваемся от большой любви – чистой, непорочной, лучезарной и возвышающей человека даже среди его немыслимых страданий…».
Книга посвящена одному из самых деятельных декабристов — Кондратию Рылееву. Недолгая жизнь этого пламенного патриота, революционера, поэта-гражданина вырисовывается на фоне России 20-х годов позапрошлого века. Рядом с Рылеевым в книге возникают образы Пестеля, Каховского, братьев Бестужевых и других деятелей первого в России тайного революционного общества.