Затем - [19]

— А знаете, что папа сказал?

— Что?

— Он сказал: «Когда будешь возвращаться из школы, зайди к Дайскэ, пусть угостит тебя чем-нибудь».

— Понимаю. Благодарность за вчерашнее?

— Совершенно верно. «Нынче угощал я, говорит, а завтра его очередь».

— За этим ты и пришёл?

— Да.

— Ты, друг мой, достойный сын своего отца. Ничего не упустишь. Ну ладно, напою тебя шоколадом, и хватит.

— Ну, шоколад…

— Не пьёшь?

— Пью, но…

Оказалось, Сэйтаро хочет, чтобы дядя повёл его в зал у храма Экоин, где будут показывать борьбу сумо, да ещё на самые лучшие места против арены. Дайскэ охотно согласился. Тогда Сэйтаро на радостях выпалил:

— А правду говорят, дядя, что вы очень умный, только бездельничаете?

На какую-то минуту Дайскэ опешил, а потом сказал:

— Что я умный, это общеизвестно.

— А я впервые об этом услышал от отца вчера.

Из слов Сэйтаро Дайскэ заключил, что накануне в доме отца о нём шёл разговор. Всего, разумеется, Дайскэ узнать не удалось, но кое-что племянник хорошо запомнил, он был головастый малый. Отец заявил, что махнул на Дайскэ рукой, брат взял его под свою защиту, сказал, что Дайскэ, хоть и бездельничает, но совсем не глуп и в некоторых вещах разбирается. Надо хотя бы на время оставить его в покое, и всё образуется. Вот увидите: он непременно займётся каким-нибудь делом. Невестка тоже сказала, что нет причин волноваться. С неделю назад она была у гадальщика, и он предсказал Дайскэ большое будущее.

Дайскэ слушал племянника с интересом, произнося время от времени: «Угу, так, а потом…», и лишь когда речь зашла о гадальщике, это показалось ему забавным. Через несколько минут он переоделся, вышел вместе с Сэйтаро на улицу, распрощался и пошёл к Хираоке.

Дом Хираоки, невзрачный и неприглядный, словно зеркало, отражал положение среднего человека, испытавшего на себе всё тяготы роста цен за последнее десятилетие. Именно это и пришло в голову Дайскэ, когда он увидел новое жилище друга.

От ворот до парадного входа не было и двух метров, так же как от чёрного хода до ограды. Тесными и убогими выглядели и дома вокруг. Эти памятники борьбы за существование построили мелкие хозяева, рассчитывая нажить хоть двадцать или тридцать процентов барыша от вложенного в них скудного капитала.

Такие дома в Токио встречались на каждом шагу, особенно на окраинах, Они размножались с поразительной быстротой, как блохи в сезон дождей. Так шло развитие Токио, которое Дайскэ однажды назвал упадком, считая это символом нынешней Японии.

Некоторые из домов были, словно чешуёй, крыты скреплёнными вместе квадратными банками из-под керосина. Будивший среди ночи скрип столбов, подпирающих потолок, дверь с зияющей щелью, плохо пригнанные фусума. Эти жилища снимали те, кто пытался жить на ежемесячную ренту — проценты с капитала, вложенного в мозг, и сидели запершись, никуда не выходя. В число таких неудачников попал и Хираока.

Первым делом Дайскэ бросилась в глаза крыша. Блёклая, мрачная, землистого цвета черепица вызывала тоскливое чувство. Казалось, она в силах впитать в себя неисчерпаемое количество влаги. Перед входом всё ещё валялись обрывки рогожи, в которую были упакованы вещи. Дайскэ застал Хираоку в гостиной — он как раз дописывал письмо. Из соседней комнаты доносился лёгкий стук — это Митиё то выдвигала, то задвигала ящики комода. Сквозь открытые фусума виднелась дорожная корзина, из которой выглядывали рукава очень нарядного нижнего кимоно.

Хираока извинился и попросил подождать. Дайскэ же тем временем созерцал корзину, кимоно и тонкие руки, которые время от времени опускались в корзину. Лица Митиё видно не было. Несмотря на приход Дайскэ, никто и не думал закрывать фусума.

Наконец Хираока отложил перо и повернулся к Дайскэ. Он, видимо, писал с большим напряжением, даже покраснел весь, глаза были воспалённые.

— Как дела? Спасибо за помощь. Хотел зайти и поблагодарить, да всё недосуг.

В тоне Хираоки звучал скорее вызов, чем извинение. Он сидел, небрежно развалясь, сквозь распахнутый воротник проглядывала волосатая грудь.

— Ты, я вижу, ещё не устроился?

— При таком положении дел, пожалуй, всю жизнь не устроишься. — Хираока нервно закурил.

Дайскэ отлично понимал его состояние. Не в Дайскэ, даже не в общество метал он стрелы — в самого себя. Дайскэ жаль было друга. И в то же время вызывала неприязнь его манера держаться. Неприязнь, но не злость.

— А жить здесь удобно. Комнаты как будто неплохо расположены.

— Тут уж не до удобств. Приходится мириться с тем, что есть. Или играть на бирже, если хочешь жить с комфортом. Нынче в Токио самые лучшие дома, говорят, строят биржевики.

— Возможно, Только за таким великолепным домом не видно, сколько других домов рушится, сколько семей.

— От этого в нём ещё удобнее жить!

Хираока расхохотался. В это время в гостиную вышла Митиё. Она поздоровалась с Дайскэ, села и положила перед собой красный фланелевый свёрток, который держала в руках.

— Что это? — спросил Дайскэ, когда Митиё указала на свёрток.

— Приданое для малыша. Как сшила, так и лежало на дне корзины, только сейчас достала, когда разбирала вещи.

Митиё развязала ленточки и бережно разложила крохотное кимоно.