Засуха - [89]

Утренняя, овеянная чистым воздухом степь колыхнулась перед ним, тоской и раскаянием набрякли глаза, сделался невидящим взгляд, и именно в этот момент пришёл ясный и чёткий ответ, надёжный и простой. Он знал, что теперь надо делать, как поступить и не позволить замутить, создать прореху в душе. Хватит выворачивать душу, искать отмычку!

Глухов повернул назад, ударил вожжами лошадь, и Карпетка перешла на рысь. Скрипели, визжали грабли, на жёстком сидении трудно было удержаться, и Андрей упёрся ногами в оглобли. На полной рыси подскочила лошадь к конюшне, и Андрей, резво соскочивший с граблей, крикнул Илюхе Минаю:

– Пусть конюхи лошадь примут!

Через несколько минут он был уже у Ольги и с порога крикнул с придыхом, с тревогой в голосе:

– Собирайся!

Ольга глянула на него растерянно, даже испуганно, попыталась улыбнуться, ведь должен же он отдышаться, рассказать, что произошло, но Андрей схватил её за руку, потащил из комнаты. Словно у норовистой лошади, изо рта Андрея валил пар. Единственное слово «обуйся» он сказал зло, скороговоркой, и Ольга поняла, что сейчас лучше молчать, покориться его воле.

Уже на улице Ольга тревожно спросила:

– Куда идём, милый?

– В сельсовет, вот куда!

– Зачем?

– Ты что, соображения не имеешь? Расписываться…

– Да я… да как же… – залепетала невнятно Ольга, – непричёсанная даже!

– Для меня ты и такая красавица, – буркнул Андрей, и Ольга поняла, что не надо его больше заводить, перекипит, схлынет с него горячка, спустит пар – сам поймёт, что не прав. Только об одном с усмешкой подумала – и что это ей так везёт в жизни. Второй мужчина, и такой же неукротимый и горячий, как молодой конь. Короткий всплеск памяти напомнил ей о Фёдоре, и она зябко передёрнула плечами. А как он посмотрел бы на неё сейчас? Цепкая вещь – память, как колючка вонзается. Ощутила сейчас Ольга, что наступил предел, за которым останется только память о Фёдоре, а любовь, нежность будут посвящены другому человеку. Но разве может она одна всю жизнь висеть над пропастью, обдирать в кровь пальцы, стараясь поставить на ноги их сына? Слишком сложна и прозаична обыденность, сурова, как голод, засуха. Закалянеть совсем, не впустить в сердце любимого человека – значит погибнуть. А этого делать нельзя, слишком высока ответственность за Витьку, за погибших близких, за всё прошлое.

Главное – Фёдора не предать забвению, не отречься, не отмахнуться равнодушно и бессердечно. Этого Ольга не сделает никогда, никогда, как бы сильно ни любила она Андрея.

До сельсовета Андрей молчал, может быть, тоже размышлял о прошлом. И Ольга его не тормошила, семенила сзади. Только после того как зарегистрировали их брак, и они возвращались назад, она проявила любопытство:

– Скажи, пожалуйста, что с тобой случилось сегодня утром? Ты ко мне вбежал – лицо на белый платок похоже! Беда какая?

Рассмеялся Андрей весёлым, искристым смехом, будто сбрасывал с себя тяжкую ношу:

– А я боялся, что тебя у меня украдут. Как овцу перекинет через плечо какой-нибудь волчара и унесёт.

– Честное слово?

– Честное слово, – и Андрей порывисто прижал к себе Ольгу.

А вечером, когда они сидели за столом – Лёнька, тётя Таня, маленький Витюшка, Ольга и Андрей – царил в глуховском доме праздник. Они пили водку, хмельные, много говорили, желали друг другу счастья, хоть каждый понимал – хрупкое может быть их благополучие в это суровое время. Только Лёнька иногда с тревогой смотрел на Ольгу, а потом и вовсе убежал, сославшись на встречу с ребятами.

Первый раз спокойно и тепло, как бывает тепло в радостный майский праздник, было на душе у Ольги. И её не смутила даже слеза, выступившая на глазах Андрея после того, как ушла тётка Таня и уснул Витюшка. Андрей сидел за столом притихший, насупленный, и может быть, думала Ольга, вспомнил о своих рано ушедших родителях, о фронтовых друзьях, не доживших до свадьбы друга. Да мало ли о чём может плакать в России в 1946 году даже мужчина?

Глава одиннадцатая

Сенокос в Парамзине закончился через неделю. Недоброе лето и здесь наложило свой тяжкий отпечаток – скирд получилось меньше раза в три, чем в обычные годы, и жители все от мала до велика понимали: грядёт ещё более тяжёлая зима. Андрей после сенокоса в колхозе ушёл на два дня косить осоку в Голую окладню. Да, сейчас она как бритва острая, жёсткая и рогатая, а зимой через резку её пропустят, горячей водой обдадут – лучше любого сена пойдёт. Уж не первый раз такое в крестьянской практике было.

К концу второго дня пришла на окладню Ольга, и вдвоём они вытащили накошенное на сухое место, быстро переворошили жёсткую осоку. Радость, ликование, покой вселился в душу Андрея – вот, значит, есть у него теперь жена. Интересный расклад в жизни получается – когда ты один, то рассчитывай на свои силы, вроде бойца, который залёг в окопе, и никого рядом. А вдвоём – пожалуйста, любой фронт держать легче, на дополнительные резервы рассчитывай.

Они вернулись домой с поля как с праздника. Андрей нёс в одной руке косу, а второй обхватил Ольгу за плечи и вроде теплом её проникся. Ему нравилась эта, хоть и скудная, бедная, но размеренная жизнь, в которой всё теперь было подчинено смыслу, клеилось и садилось, носило отпечаток взаимной заботы.