Заставь дурака Богу молиться - [6]

Победили нормы.

— Проваливай! Понадобишься — найду.

Возмущению моему не было предела:

— Я Ланку не брошу!

— Вот и дожидайся ее где-нибудь там, — майор махнул куда-то в сторону Таймыра.

— Вот еще! Я все-таки главный свидетель или кто?

Вот вам. У него опыт, а у меня вся мировая энергия в одном отдельно взятом теле. Никита устало поинтересовался:

— И почему же ты главный свидетель?

— Здрассьте! — возопила я, надеюсь, достаточно искренне. — Кто тело обнаружил?

Взор Никиты Игоревича засветился смутным подозрением. Массаракш! Он-то всю жизнь считает, что я умная, а я тут дуру фирменную изображаю. И почему я всегда переигрываю?

Но нет худа без добра. Из ДК мы с Ланкой вышли вместе. Разыскали открытое кафе, хряпнули по коньячку и тупо уставились друг на друга.

— Ну, какие соображения?

Ланка помотала головой и махнула вторую рюмку, как воду, буркнув:

— Только матерные.

— Тебя хоть не подозревают? — я отхлебнула кофе. Великанова у нас — девушка крупная, а мне, тем более в жару, и пятидесяти граммов за глаза хватит.

— Да вроде нет, — протянула она. — Можно было тебе на амбразуру не бросаться, хотя все равно спасибо.

— Маргарита Львовна, тебе не объясняли в детстве, что врать грешно, а врать официальным представителям официальных же органов так и просто недопустимо? Это какую же амбразуру ты, радость моя, на этот раз закрывала?

Пластиковый стульчик подо мной явственно закачался. Ильин, точно как в старой пошлой поговорке, подкрался незаметно. Хотя, скорее всего, он и не подкрадывался, это мы, умные, ничего вокруг не видим. Вот он-то, ручаюсь, в один взгляд оценил все: и серые физиономии, и коньяк посреди белого дня — вообще-то Ланка предпочитает мартини, о чем Никита, правда, не знает, а я токайское с минералкой, о чем ему прекрасно известно. Поманил официантку, окинул нас синим взором и заказал три коньяка, апельсиновый сок и кофе.

— А ты не лезь в бабскую болтовню! — вскинулась я. Хотя чего уж там запирать конюшню, когда лошадей уже увели.

Стрела моя пролетела мимо. Майор, усмехнувшись, брякнул на стол перед Ланкой связку ключей:

— Там закончили. Кстати, Риточка, не кидайся на поиски профессионального взломщика, знаю я тебя. Замок там простенький, однако открывали, вероятнее всего, родным ключом. Вот первый, второй у секретарши, третий у Ларисы Михайловны, бухгалтера. Так?

— А у коменданта — или как они теперь называются? На случай пожара, наводнения и прочих эксцессов? — вмешалась я.

— Само собой, — устало согласился Никита. — Ящик размером вот с этот стол, и в нем куча железа. Нужный ключик мы нашли. Технические подробности можно опустить, но, похоже, комендантский ключ как в ящик попал, так там и лежал. Если тебя именно он интересует.

Никита Игоревич лениво вытянул из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой и расслабленно раскинулся в легком креслице, явно наслаждаясь отдыхом. Коньяк делал свое дело — отключал тормоза и пробуждал здоровые природные инстинкты. Глядя в прекрасные сине-зеленые очи, хотелось думать, что несокрушимый Ильин не устоял против моих колдовских чар — плюс жара, не забывайте — подтаял и начал, забыв о тайне следствия и служебном долге, подтекать информацией.

М-да, приятно, конечно, так думать, вот только откуда бы взяться колдовским чарам? На внешность не жалуюсь, но уж чего-чего, а неземной красоты за мной отродясь не водилось. Не кривая, не косая, не рябая — и все, из выдающегося только та самая «невероятная» шевелюра (что да, то да, люблю, горжусь и лелею, хотя она, кажется, сама существует, несмотря на все мои усилия) да ноги, «самые длинные в редакции». Все прочее вполне на уровне, однако отнюдь не потрясает. А главное — Никитушка ведь не сообщил ничего такого, чего я и сама не узнала бы в самом скором будущем. Информация-то — лишь руку протянуть да уши пошире открыть.

Причем желательно совсем пошире, чтобы ими еще и обмахиваться можно было. Ласковый май, черт бы его побрал!

На пыльном газоне дрых тощий серый котяра, чуть подальше, метрах в трех-четырех стайка воробьев сосредоточенно и шумно обследовала асфальтовые трещины в поисках съестного. Котяра на полмиллиметра приоткрыл левый глаз, терпеливо дожидаясь, когда пернатые окончательно привыкнут воспринимать его как элемент пейзажа и приблизятся на расстояние, позволяющее превратить едоков в еду.

Ильин пускал колечки, сосредоточившись на этом занятии, как на самом главном в жизни деле. Станиславский явно отдыхал и, возможно, даже вместе с Немировичем-Данченко.

Никогда не стоит недооценивать противника.

Ильин погасил сигарету и улыбнулся дружелюбнее миссионера посреди людоедского племени:

— Лана, у кого еще могло появиться желание сорвать ваш контракт с американцами?

— Вы меня уже спрашивали! — огрызнулась верная подруга.

Никита кивнул и сообщил воробью на нижней ветке:

— Вы рядом здорово смотритесь. Дама червонная и дама крестовая.

Наблюдательный, черт! Ланка темно-рыжая с золотыми прядями, я темно-русая, в каштан или в бронзу. Глаза у нее тоже темно-рыжие, у меня — непонятно, не то серые, не то голубые. В сочетании получается нечто жовто-блакитное. Или серебристо-золотое, кому что ближе.