Заслон - [112]

— Ну к ней-то как раз не придерешься, — возразил Алеша, с восхищением наблюдая, как Рыжая меткими выстрелами сбивает с той же злополучной осинки багряную листву.

— Ты не имеешь права! — кричал Адобовский. — Вцепилась, как кошка! Я не хуже тебя стреляю!

— Тебе это ни к чему! Ребятишек на фронт не берут.

— А тебя возьмут?! Подумаешь, выросла дылда, так и задается!

— Меня-то возьмут.

— Дудки! Только тебя там и не хватало…

Алеше надоела эта перебранка. Он опять улегся в той же позе.

«Влюбился наш Алешка, — подумал Марк и нахмурился, — мечтательный стал. Не увела бы его эта девчонка в сторону от нас. Беленькая, тихая, нежная… надо бы к ней присмотреться».

«Разве я был бы сейчас так спокоен душой, если бы не знал Оли, — размышлял в это время Алеша. — Жаль, что она уехала на лето к тете…»

Оба они не обращали внимания на стоящий вокруг гомон и суету. Марк закурил дешевую папиросу. Алеша отвел рукой пахнувший в лицо дым.

— Не нравится?! — усмехнулся Марк. Странная у него была усмешка резко очерченных, неулыбчивых губ, от нее не потеплели глаза.

— Что с тобой? — пытливо вглядываясь в него, спросил Алеша, только сейчас заметив, как обострилось и потускнело лицо Марка. — Болен ты, что ли?

— Ни-че-го, — раздельно отчеканил Марк. — Напрасно ты всполошился.

— Нет, ты не виляй. Думаешь, я не замечаю, как ты стаял?

— Стаял… Снегурочка я, что ли? Нечего и замечать, узоры на мне не написаны.

— Ладно! — вскипел Алеша. — Я в чужую душу лапу засовывать не намерен. — Он вскочил на ноги. Марк потянул его за край рубахи, и они снова очутились рядом.

— Видишь ли, Леха… — Марк ткнул папиросу горящим концом в землю. — Я давно думаю…

— Да ты не мямли. Не маленький, пойму.

— Решил на фронт проситься! — резанул ладонью воздух Марк. — Надоели мне эти тары-бары-растабары. Разве у нас нет сил… — Он задохнулся от волнения и стиснул зубы так, что они заскрипели.

— А ученье? — спросил Алеша.

— Отсиживаться за партой, когда в Приморье, что ни час, люди гибнут?!

— Не тот разговор! — опять вскочил на ноги Алеша. Марк поднялся тоже. — Не отсиживаться, а каждый день приобретать знания, которые очень скоро пригодятся.

— Мне? Для собственной шкуры?! Да мне, лично, ничего не нужно. Там огонь, кровь, смерть на каждом шагу, а я буду бояться кляксу на чертеж посадить? Если бы и в девятнадцатом мы так рассуждали, стонать бы нам всем и теперь под японцами!

— Чудик! То время другое было.

— Значит, если в нашей области враг, то мы на него скопом? А приморцы пускай отбиваются сами? Моя область, мол, с краю, я ничего не знаю?

— Ой дурень! С голыми-то руками не навоюешь, а?

— Зачем с голыми? Оружие дадут!

— А для того, чтобы было что давать, деньги требуются. Ты разуй глаза и погляди вокруг: все прииски, все рудники принадлежат нам, народу. А где специалисты — инженеры, техники, штейгеры, где? Я тебе отвечу: тех, что шли с народом, белогвардейцы прикончили, те, что были контрой, границу перемахнули и идут с «белой ратью». Знания-то твои в первую очередь республике нужны. Пролетариату, который тебя кормит и учит.

— Все это мне ведомо, — сказал упрямо Марк.

— А ведомо, — Алеша приподнялся на носки и опустился снова, — так раскинь мозгами, где твое место.

Неслышным шагом подкрался Шура, обнял обоих за плечи:

— Об чем, братишки, разговор?

— О погоде, — огрызнулся Алеша. — Ему, видишь ли, прискучило с нами, — кивнул он на Марка. — Тесно стало его богатырской натуре. На фронт задумал проситься.

— Только-то, — протяжно свистнул Шура. — Не горюй, Маркуша, придет и наш черед. У белых новый герой объявился — Молчанов, генерал. Сила! Выходите, говорит, во чисто поле, я…

— Где объявился? — перебил его Марк.

— Ну где? Известно, в Приморье, куда все охвостье скатывается.

— Я и говорю: на фронт идти надо. Шурка, подадимся вместе?

— А тут тебе не фронт? Забыл прошлую зиму, когда каждую ночь мирных граждан режут, колют, давят? Граница-то вот она, рядом…

— Вот и нужно врагов вышвырнуть с земли нашей и границы на замок запереть! — взорвался Марк. — И это должны сделать мы, чоновцы, а мы книжками от жизни отгородились!

— Да сотни амурских комсомольцев рвутся на фронт, — не менее горячо возразил ему Алеша. — А директива крайкома требует усиления военного обучения и укрепления среди членов союза воинской дисциплины. Эх, жаль, Мацюпу у нас отозвали, он бы тебе разъяснил! Времена партизанщины прошли. Жди, когда позовут. И пойдешь, когда скажут: «Иди!»

Все так же придерживая за плечи, Шура повернул их к выходу и помахал рукой сидевшей на скамейке с другими девушками Рыжей.

— Посидели бы с нами, — пригласили девчата.

— Некогда, девочки, государственной важности дела решаем!

— На кого он опирается, Молчанов этот? — озабоченно спросил Марк.

— Да уж не на самого себя, — торопился выговориться радостно оживленный Шура. — Америка его приголубливает. Японский микадо по головке гладит. У него Поволжская бригада сабель в тысячу, говорят, а командует ею какой-то Сахаров.

— Молчанов… Сахаров… — протянул Алеша в раздумье. Он наклонился и, подняв лежавшую у забора астру, стал расправлять привядшие лепестки. — В самом деле, не слыхать было про таких.