Заслон - [113]
— Колчак, Семенов, Каппель, Калмыков, Меркулов… теперь вот эти! Сколько их еще повылазит на нашу голову? — спросил, не ожидая ответа на свой вопрос, Марк.
Озорно приподнявшись на цыпочки, Алеша взъерошил темную россыпь Шуриных волос:
— Может, Сахаров последний, и суждено нашему Макару срубить эту сахарную голову. Ведь срубишь, Марк, если пойдешь?!
— Или он срубит мне, — снова помрачнел Марк. Шура и Алеша переглянулись.
— А у него руки коротки! — беспечно воскликнул Шура и, запрокинув голову, негромко запел:
Алеша и Марк подхватили знакомый мотив.
Густые сумерки окутали притихший город. Электричество не горело. По необъяснимой причине на электростанции опять выбыли из строя котлы. Пустынным берегом Амура в сторону Рогатки шел комсомольский патруль. Река медленно и бесшумно катила навстречу свои тяжелые волны. В прибрежных фанзах Сахаляна вспыхивали неяркие огоньки, и казалось, что тьма здесь, на левом берегу, с каждым шагом становилась гуще, таинственней и опасней.
Алеша, поправляя на плече ремень новенькой винтовки, приотстал от ребят и не спешил их догонять. Небо над головой было в низких клубящихся тучах, а память настойчиво воскрешала пронизанные солнцем дни, когда вот так же с ружьем за плечами, уходил он с братом Евгением в сопки. Охотились на фазанов, случалось застрелить и косулю. Как это было давно. Ведь тогда еще жива была мама. Она могла и порадоваться их удаче, и ласково пожурить, если припоздали, и приготовить из дичи вкусный обед.
Что-то долго нет писем от Евгения. Придет ли в воскресенье Федор? Хорошо бы показать ему, как оружейному мастеру, эту вот винтовку… Да, все чаще и чаще приходится теперь довольствоваться дома обществом Кольки. Чего доброго они скоро станут вместе ходить на реку и ловить на удочку чебаков и косаток. Сюда вот, на мол… Бр… какая скука! Он глянул на длинное бревенчатое сооружение, вдававшееся в Амур чуть ли не до его середины, и вдруг бросился догонять идущих впереди ребят.
— Слушай, ты ничего не заметил? — спросил он обернувшегося на его шаги Шуру.
— Нет, а что я, собственно, должен был заметить?
— Видишь, огонек? — указал Алеша на дальний конец мола. — Он то вспыхивает, то угасает. Видишь? Видишь?
— Что за дьявол, сигналит кто-то. Слышь, Петро, — окликнул он старшего их группы, Кузьмина. — Кто-то знак на ту сторону подает. Алешка первый заприметил, но я тоже видел.
Петр со всех ног бросился к молу. Алеша и Шура, придерживая винтовки, бежали следом.
— Нет, так негоже… — приостановился Кузьмин. — Ты, Рудых, беги и веди сюда остальных ребят. Прощупаем, кто тут безобразит.
Движения у Петра легкие, быстрые. Алеша невольно подражает своему командиру. Они крадутся вдоль мола, бесшумно, как большие темные кошки. Ветер разметал тучи. Небо прояснилось, и сразу посветлело. Слышно только слабое шуршанье гальки да прерывистое дыхание Кузьмина. Он не может дышать иначе. Петр до недавнего времени был литейщиком — у него затронуты легкие. Две недели тому назад он стал секретарем Горбылевского райкома комсомола.
— Ведь не померещилось же вам? — Кузьмин повернул к Алеше худое лицо, облизнул пересохшие губы. — Никого…
Комсомольцы наклонились над парапетом: внизу обесцвеченная временем бревенчатая стена, под нею галечник. В конце мола, где дно реки сильно углублено, бурлит и плещется вода. За нею, вот она — рукой подать — чужая сторона. Кому чужая, а кому…
И будто в ответ на тревожное раздумье, мигнул на маньчжурском берегу огонек-светлячок. Вот опять вспыхнула звездочка голубая. Алеша машинально стал считать голубые отблески: мигнет-потухнет, мигнет-потухнет…
— Чуешь? Девять раз подряд. А внизу лодка. Вон на волнорезе болтается, — показал рукой Кузьмин.
Они склонились ниже, стали рассматривать ее сверху. Лодка как лодка, чьи-то заботливые руки привязали ее к ввернутому в стенку мола кольцу. Сухие весла вынуты из уключин и уложены на дно.
— Он, гад, еще не успел удрать, — шепнул Кузьмин. — Оставайся здесь, Лешка, глаз с Сахаляна не спускай, да и назад поглядывай, как бы кто под девятое ребро ножом не ткнул. А я пойду хозяина пошукаю.
Снова бесшумно движется вдоль перил Кузьмин. Над Сахаляном сгрудились облака, там теперь темно и тихо.
— Стой, стой, сволочь! — крикнул внизу Петр. И на правом берегу тревожно заметалось голубое пламя. Алеша съежился, по спине пробежал холодок. Снова девять вспышек. Что же это значит?
Где-то в отдалении грохнул выстрел, и сразу же, как горох по пустому ведру, защелкали внизу другие. Кто- то негромко вскрикнул. Вцепившись в парапет, Алеша соскользнул по шершавой стенке мола, падая, больно зашиб коленку, но тут же поднялся и сорвал с плеча винтовку. В этот миг что-то громыхнуло, обожгло глаза. Столб мелкого щепья, песка и гальки хлестнул по лицу и отбросил его на стенку мола.
Алеша очнулся от холодной струи, обтекавшей лицо и шею. В голове гудело. Рот был полон густой и вязкой слюны с солоноватым привкусом крови. Веки, будто склеенные, не раскрывались. Звучали чьи-то голоса, но смысл слов не доходил до сознания. Он слабо застонал и попытался подняться. Его подхватили сильные руки и снова опустили на что-то мягкое, с приподнятым изголовьем.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.