Защитник 80-го уровня - [62]

Р-й выступал со вздорными заявлениями и ходатайствами, прерывал допросы свидетелей, несколько раз требовал, чтобы суд немедленно возбудил уголовное дело на тех, чьи показания его не устраивали. Однажды, помнится, оскандалился – продолжил свой очередной пространный монолог, сделав жест в сторону подсудимых, поговоркой «вернемся к нашим баранам». Те, сплошь хлопковики-узбеки, зацокали и укоризненно закачали головами в тюбетейках – им эта поговорка явно не была известна.

Председательствующий, член Верховного суда РСФСР В.И. Мухин, поначалу не скрывал своего возмущения – «почитайте Кодекс!», но затем перешел на шутливый тон. Бывало, выходя в судебное заседание, окидывал взглядом участников процесса и спрашивал: «А где наш главный адвокат? Вижу. Ну что, считаете, можно начинать?»

На третьем месяце рассмотрения дела – а всего процесс длился около полугода – М-нов в перерыве подозвал нас с Кузнецовой и, показав свою тетрадь, сообщил, что хочет отказаться от защитника.

– Я веду записи. Ни одного ходатайства Р-го суд не удовлетворил. Судья все время его отчитывает и высмеивает. Я попрошу другого адвоката.

Нам поплохело. В соответствии с процессуальным законом того времени замена адвоката влекла возврат процесса к самому началу, а еще новому защитнику надо предоставить не меньше месяца для изучения материалов дела. И ведь отказ трудно будет отклонить – он действительно обоснованный. Мы наперебой стали убеждать подсудимого:

– Вы ошибаетесь. На самом деле Р-й судье симпатичен, тот настроен к нему по-доброму, невозможно отрицать, что ваш защитник – обаятельный человек. И вообще, все для вас кончится хорошо; главное – согласие с большей частью обвинения, суд не может не учесть раскаяние подсудимого в содеянном.

А я еще ввернул:

– Вам нравится, как я защищаю Х-ва, полностью отрицающего свою вину. Но увидите: он получит более суровую меру наказания.

Зашли к судье, рассказали о беседе с М-вым. Мухин побледнел – все понял. Граничащие с издевкой шутки в адрес Р-го прекратились.

А я напророчил. Суд подвел большинство подсудимых, включая М-ва, под амнистию, отмерив им наказание не свыше 8 лет лишения свободы. Кроме двоих: начальника объединения Ш-ва – тот был осужден за получение и дачу взяток на 4 млн – и моего подзащитного, обвинение которого было в пять раз меньше по объему по сравнению с М-новым и к тому же почти все развалено в суде. Ш-ву суд отмерил 15, а моему Х-ву восемь с половиной лет лишения свободы. Половинка была иезуитской – именно она не позволяла применить амнистию, принятую ко дню первомайского праздника. Не любят наши судьи, когда подсудимый не признается. Прокурор, правда, просил 14 лет. В итоге Х-в тоже освободился по амнистии – другой, объявленной в Узбекистане сразу же после распада Советского Союза.

После окончания процесса вдруг подумал: а что, если такой сценарий ведения защиты был специально разработан адвокатом и подсудимым, чтобы спровоцировать судью и побудить вынести приговор с гарантией от обжалования? Но мысль прогнал – ничто не указывало на наличие у коллеги великого актерского таланта. Нет, слишком прост Р-й. А ты-то сам хорош – всего два года в адвокатуре, а уже додумался до такой пакости. Но, с другой стороны, не на ровном же месте рождаются такие грешные мысли.

Коробка с сервизом – не место для взятки

Председателя Совета Министров Узбекской ССР Н. Худайбердыева я защищал в Верховном суде СССР в сентябре 1989 г. на излете «узбекского дела». Ситуация в нем к этому моменту повернулась на 180 градусов: Гдляна и Иванова обвинили в нарушении законности и отстранили от расследования; уже было прекращено несколько уголовных дел. Худайбердыева также передопросили новые следователи: он отказался от прежних признаний, и в связи с отсутствием иных подтверждающих получение им взяток доказательств уголовное преследование по большинству эпизодов прекратили. Осталось три мелких: получение в одном случае сувенирного халата, в другом – меховой шапки, в третьем – резного ларца. Только по ним дело в суд, безусловно, не направили бы, расценив подношения как подарки к разным знаменательным датам. Но глава узбекского правительства был обречен на осуждение, ибо центральным эпизодом обвинения было не получение, а дача взятки. Крупной, даже очень – 50 тыс. руб. И не кому-нибудь, а первому заместителю министра внутренних дел СССР, зятю Генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева Юрию Чурбанову. В отношении Худайбердыева (как и директора Джизакского хлопкозавода Х-ва) создалась преюдиция: Чурбанов был уже осужден тем же Верховным судом СССР за получение от него взятки. И в том, чурбановском, процессе, на который арестованный Худайбердыев из следственной тюрьмы был доставлен в качестве свидетеля, оба взятку признавали. Сейчас мой подзащитный это отрицал.

Приступил к изучению дела. Выяснил: признания в даче взятки Чурбанову следствие добивалось от Худайбердыева почти полгода. Долгое время он данный факт отрицал, а когда признал, четыре раза менял показания об обстоятельствах преступления: сначала – в своем кабинете при посещении Чурбановым Совета Министров Узбекистана, затем – непосредственно после банкета в загородной резиденции ЦК, после – в автомобиле, когда вместе возвращались из МВД Узбекистана, и наконец, что составило окончательную редакцию обвинения, – в парковой зоне пансионата, где проживал Чурбанов, на совместной прогулке, а пачка денег купюрами в 100 руб. была помещена в картонную коробку с чайным сервизом.