Защитник 80-го уровня - [40]

В период между судебными заседаниями занимался другими делами, а на досуге, как обычно, читал разную литературу – во времена горбачевской гласности шутили, что читать стало интересней, чем жить. И вот в какой-то фронтовой прозе встретил упоминание о полевых почтовых станциях (ППС) и полевой почте, через которые военнослужащие переводили свою зарплату родственникам и знакомым. Заинтересовался и обогатился следующей информацией: бойцам ВОВ помимо продовольственного пайка платили зарплату – понятно, разную для рядового и офицерского составов; она резко увеличивалась на третий год войны; так, сержант, каковым являлся П-ов, должен был получать первые два года по 20 руб. в месяц, а на третий год службы – уже 60. Выяснилось также, что затем выплата денег наличными стала прекращаться, их перечисляли на вкладные книжки, которые начали заводить с конца 1942 г. После войны большая часть владельцев книжек про них забыла, но и книжки, и деньги на счетах продолжали храниться (добавлю – хранятся там и поныне) в подразделении Центрального банка, названном «Полевое учреждение “Красноармейское”».

Вот туда и был направлен запрос редакции «Огонька». На этот раз ответ ободрил: в декабре 1943 г. на сержанта П-ва была заведена вкладная книжка, и на нее до июня 1945 г. перечислялись деньги, но не по 60 руб. как старослужащему, а по 20 – как первогодку.

В судебном разбирательстве я, огласив полученную справку, спросил П-ва, почему он мирился на протяжении столь длительного времени с такой недоплатой. Истец попросил перенести слушания, сославшись на плохое самочувствие. Больше он в суд не являлся. Дело было прекращено.

Не могу сказать, что чувствовал себя комфортно, изобличая в неправде заслуженного пожилого человека. В конце концов П-ов полтора года воевал, защищал Родину, в том числе мои жизнь и свободу. Но доля наша адвокатская такая: отстаивая интересы доверителя, и о мертвом можем отозваться весьма нелестно.

А итог данного процесса можно считать закономерным, но только при одном условии: в голове адвоката должна поселиться доминанта – дело не отпускает, уходит в подсознание, и ты получаешь неожиданную «подсказку», когда над ним не работаешь, а занимаешься совершенно другим.

Автографы от подозреваемого

Владимир Сорокин. Автор девяти романов, двенадцати пьес, многих повестей, рассказов и очерков. Лауреат ряда престижных литературных премий. Книги переведены на двадцать семь языков. Когда в 2000–2010-е гг. вышли «День опричника», «Сахарный Кремль», «Метель», «Теллурия», стало ясно, сколь даровит этот писатель.

Многие произведения Сорокина написаны в постмодернистском стиле, эпатировали читателей, вызывали бурные споры в литературной среде и представляли собой удобную мишень для атак в политической возне.

В 2002 г. молодежная организация «Идущие вместе», созданная Администрацией Президента РФ (позже она преобразуется в прокремлевское движение «Наши»), устроила публичную акцию: ее активисты сожгли несколько книг Сорокина как пропагандирующие разврат и наркотики, а за историко-фантастический роман «Голубое сало» потребовали привлечь его к уголовной ответственности в связи с содержащейся там, с их точки зрения, порнографией.

Когда встревоженный возбуждением против него уголовного дела по заявлению «Идущих вместе» Сорокин попросил меня о защите, я первым делом писателя успокоил: следствие «ляпнулось» – ст. 242

УК РФ «Незаконное распространение порнографических материалов или предметов» применению не подлежит, поскольку закона, устанавливающего правила оборота порнографической продукции, не существует. Действительно, попытка принять такой закон в 1999 г. закончилась неудачей, несостоятельными оказались и последующие попытки. Следовательно, так называемая бланкетная норма Кодекса, отсылающая к закону, который отсутствует, замораживается до его появления.

– Но, – добавил я, – выкатывать этот довод преждевременно. Профессионально он неотбиваем, но в пиаре легко разыгрывается против защиты – дескать, закрылся порнограф юридической казуистикой. Нет, вы займете принципиальную позицию оскорбленного творца. «Голубое сало» – роман. А художественная литература и порнография – две вещи несовместные.

Здесь самое время заметить, что порнографию заявители усмотрели в описании порожденного авторской фантазией виртуального совокупления клонов Сталина и Хрущева.

Являемся в следственное управление ГУВД Москвы, заходим в кабинет начальника отдела, направившего Сорокину повестку. Из-за стола поднимается и здоровается с нами молодой человек в милицейской форме майора. Но в кабинете толпятся еще человек шесть молодежи лет 25–35, и все в свободной досуговой одежде: рубашка, джинсы, кроссовки.

Навожу на лицо строгость, прибавляю металл голосу:

– Что здесь делают эти люди? Допрос ведет только следователь!

Ответ приятно поразил:

– Генри Маркович, не сердитесь. Мы – сотрудники ГУВД: следователи, оперативники, пришли за автографами известного писателя. Владимир Георгиевич, пожалуйста, не откажите.

Протягивают книжки. Вижу названия: «Сердца четырех», «Пир», «Тридцатая любовь Марины» и… «Голубое сало». Отношение следствия и к писателю, и к поклепу «Идущих» мгновенно прояснилось.