Защитник 80-го уровня - [38]

Судебный театр для Александра Минкина

Он влетел в мой кабинет, с шумом опустился на стул. Его большие семитские глаза лезли из орбит и источали гнев. Он – это Александр Минкин, вот уже два десятилетия нержавеющее золотое перо отечественной журналистики. Но тогда, в августе 1990 г., передо мной сидел только набирающий известность театральный обозреватель, правда, суперпопулярного перестроечного журнала «Огонек». И, пытаясь выудить из пухлого портфеля нужные бумаги, беспрерывно повторял:

– Ну я им извинюсь! Они узнают!

Сюжет, приведший Сашу – мы давно с ним перешли на «ты» – ко мне и положивший начало нашему знакомству, между тем оказался прелюбопытнейшим.

Минкин опубликовал в «Огоньке» рецензию на антрепризную постановку пьесы Чехова «Вишневый сад». Спектакль этот прогремел в столичной театральной жизни. Талантливая смелая режиссура молодого Леонида Трушкина. А какие актеры: Татьяна Васильева, Евгений Евстигнеев, Леонид Сатановский, Николай Волков!

Рецензия также привлекала глубоким знанием творчества Чехова, интересным социокультурным анализом, точными историческими оценками. Неожиданно для читателя Минкин высвечивает фигуру второстепенного персонажа пьесы – Яши, слуги Раневской. У того и роли, казалось бы, всего ничего: вздыхает по Парижу, соблазняет горничную Дуняшу и забывает старика Фирса («Человека забыли»). Но Минкин, отягощенный знанием страшного опыта XX в., акцентирует: этот негодяй, хам, лизоблюд выйдет победителем в погромной гражданской смуте, которая разыграется на месте порушенных дворянских усадеб. Потому что Яша нужен всем: Раневской и Гаеву, пригодится Лопахину, призовут его в помощь и революционеры-романтики Петя с Аней – вот он их и уничтожит. Рецензию свою Саша озаглавил «Сюрприз». Почему – объяснил сам в конце текста:

«Публика оказала спектаклю восторженный прием, актеры многократно вызывались на поклоны, возникло единение сцены и зала, готовилась короткая телесъемка интервью артистов и зрителей, и тут началась знакомая советская реприза: на сцене появилась она, администратор дома культуры (антрепризный спектакль игрался на разных зрелищных площадках, в этот раз в каком-то, сейчас уже не помню, клубном учреждении. – Г.Р.) и, загораживая своим мощным телом съемочную камеру, стала выкрикивать: “Безобразие, аренда только до 10 часов, прошу очистить помещение”. Мы пытались ее увещевать, просили проявить уважение к творцам и зрителям».

И в завершение рецензии фраза, обусловившая дальнейшее развитие сюжета – его уже юридическую часть:

«Но все было бессильно перед этой Яшкиной внучкой, дочкой Шарикова».

«Внучка-дочка» оказалась тетенькой общественно активной – членом осташвиливского антисионистского комитета. Был такой Константин Осташвили, психопат, зоологический антисемит. За погром, устроенный в Доме литераторов, был осужден к двум годам лишения свободы.

Рождается иск о защите чести и достоинства. Обоснование впечатляющее – привожу дословную цитату из искового заявления: «Называя меня дочкой Шарикова, автор явно указывает на мое песье происхождение. Тогда как я – дочка казачки амурской и русского интеллигента дворянского происхождения».

Заявление вручили автору рецензии и предложили связаться со мной – в ту пору адвокатом «Огонька» по договору об оказании юридической помощи. Все же самонадеянность – качество не самое лучшее, часто подводит. Минкин, прочитав исковую дичь, которую я выше воспроизвел, видимо, воспринял ее не иначе как материал для журналистского стеба и решил прогуляться в суд без помощи адвоката. Конечно, элементарный здравый смысл, коим руководствовался Саша, не допускал и тени сомнения в том, что такой иск не может быть удовлетворен любым судом – даже районным, даже нашим, в ту пору еще советским.

Но здравомыслие в данном случае было посрамлено. И немалый вклад в абсолютно несообразное, как покажу дальше, решение суда внес сам Минкин. Он явился в судебное заседание в сопровождении группы поддержки – своих добрых приятелей: режиссера спектакля Леонида Трушкина и директора театра Чехова Виктора Рогова.

Из беседы с Сашей мне нарисовалась такая картина. Июль. Понедельник. 12 часов дня. Жара. Три богемных человека в довольно помятом виде со следами приличного бодуна появляются в зале Тверского районного суда. И ответчик Минкин дает свои объяснения:

– Она напрасно возмутилась. Я не хотел ее оскорбить. Я только пытался объяснить, что нельзя прерывать творческий процесс. Ну, это – как половой акт.

Лица судьи Н., известного синего чулка, и двух старушек – народных заседателей пошли пятнами. Минкин получил замечание за неуважение к суду.

Истица несет бредятину о приписываемом ей песьем происхождении. Но рядом с ней находится представитель-юрист. С этой дамой я уже пересекался в нескольких процессах. Видимо, идейная. Потому как постоянно защищает националистов и державников – ура-патриотов. Так что данная категория дел ей знакома. И она смекает, как слепить хоть что-то похожее на правовую позицию. А иск о защите чести и достоинства может быть удовлетворен, если будет доказано, что распространенные о человеке сведения, во-первых, его порочат и, во-вторых, ложны.