Защитник 80-го уровня - [36]

Приподнимаюсь и, делая вид, что перебираю лежащие на столе бумаги, начинаю бормотать себе под нос стихи – а голос у меня, как известно, сильный, так что всем слышно:

Евреи хлеба не сеют,

Евреи в лавке торгуют.

Евреи раньше лысеют,

Евреи больше воруют.

Примерно на третьей строчке зал умолкает. «Бросаю косяка» – удивленные лица: никак, Резник умом тронулся?

Не разгибаясь и продолжая имитировать поиск каких-то материалов, наддаю звучание:

Евреи – люди лихие,

Они солдаты плохие:

Иван воюет в окопе,

Абрам торгует в рабкопе.

Пуля меня миновала,

Чтоб говорили нелживо:

«Евреев не убивало;

Все воротились живы!»

Распрямлюсь и начинаю речь, обращаясь к суду:

– Вот эти строчки поэта-фронтовика Бориса Слуцкого припомнились мне, когда знакомился с произведениями и выступлениями истца.

Примерно полчаса проговорил при полной тишине. Сорвал аплодисменты демократической половины зала. Иск суд отклонил.

Сами не понимаем, в чем обвиняем

Осенью прилично отдалившегося уже 1996 г. довелось мне защищать Валерию Новодворскую. Процесс проходил в Московском городском суде. Обвинение в разжигании межнациональной вражды было несообразным и подарило мне богатую палитру красок. Дело завершилось полным оправданием подзащитной. Но сейчас не об этом – о находке. Введу в курс обвинительной конструкции. В декабре 1993 г. состоялись выборы в Государственную Думу России I созыва. Победили на них коммунисты и жириновцы. Новодворская, отчаянная весталка либерализма, раздосадованная таким итогом, тут же откликнулась на неудачу Егора Гайдара и его команды двумя искрометными статьями в газете «Новый взгляд». Одни названия чего стоят: «Не отдадим наше право налево!»; «Россия № 6!». Под стать были и тексты.

«Русские в Эстонии и Латвии доказали своим нытьем, своей лингвистической бездарностью, своей тягой назад в СССР, своим пристрастием к красным флагам, что их нельзя с правами пускать в европейскую цивилизацию. Их положили у параши и правильно сделали».

«Нас создал Иван Грозный. Как он запряг, так мы и поехали. И едем до сих пор. Иван IV был психом, но не в медицинском плане, а в политическом. Нас сотворил политический безумец, исторический маньяк, деспот-теоретик, потому что мы были к XVI веку глиной, весьма пригодной для подобных экспериментов. У Ивана IV периоды запойных, диких, нечеловечески жестоких репрессий, изощренных казней и пыток перемежались с периодами упадка духа. С XVI века мы существуем по законам маниакально-депрессивного психоза, ставшего лет через сто уже национальным характером».

И вот они были прокуратурой Москвы с подачи ФСБ объявлены криминальными, разжигающими ненависть и вражду к русскому народу. Статьи были опубликованы в декабре 1993 – январе 1994 гг. Дело против Валерии Ильиничны завели спустя два года. Причина лежала на поверхности: рейтинг Ельцина стремился к нулю, лидера коммунистов Зюганова рвался к 30 %. Гэбуха готовила подарок будущему президенту-коммунисту: в феврале 1996 г. обвинила капитана-эколога Александра Никитина в измене Родине, а Валерию Новодворскую – в межнациональной ненависти.

Следствие подобрало двух «экспертов в штатском» – лингвиста и политолога. Те дали заключения, что да, сеяла ненависть, возбуждала вражду, унижала национальное достоинство. Мне было предельно ясно: публикации Новодворской никаких клеветнических сведений, оскорбительных высказываний не содержат. Они – даже не публицистика, а литература: образы, гротеск, метафоры, аллюзии… Но по законам устоявшегося судебного жанра принялся опровергать экспертные заключения – подтянул видных специалистов-литературоведов Татьяну Бек и Сергея Лукницкого, доходчиво объяснивших, что литературному тексту нельзя предъявлять политические обвинения.

Однако полное успокоение не наступило: нельзя, конечно, но если очень хочется… Вон у Синявского и Даниэля в 1966 г. обнаружили антисоветскую агитацию и пропаганду в художественной прозе и отмерили «семерочку» и «пятерочку». Так что мозг продолжал оттачивать аргументы защиты.

И вот уже в прениях сторон, при произнесении защитительной речи неожиданно пронзает мысль – настолько ясная в своей простоте и вместе с тем полемической силе, что тут же довожу ее до суда:

«Новодворская обвиняется в том, что стремилась разжечь ненависть к русскому народу у широкой массы читателей общедоступной газеты – людей, разных по возрасту, образованности и культуре. И с чем же мы сталкиваемся?! Дипломированные юристы – следователи и прокуроры открыто расписываются в своей неспособности понять статьи Новодворской и просят разъяснить их смысл узких специалистов-лингвистов и обществоведов. Но тем самым изначально устраняется всякая возможность привлечения к уголовной ответственности за статьи, непонятные самим обвинителям».

Дело рассматривалось под председательством одной из наиболее опытных судей Московского городского суда Г. Лица судей при выслушивании прений сторон обычно непроницаемы. Но я уловил промелькнувшее во взгляде Г. заинтересованное удивление.

С тех пор неоднократно с успехом использовал этот довод в делах о защите чести и достоинства, представляя журналистов и редакции СМИ. Когда истцы просили суд приобщить к делу мнения лингвистов о порочащем характере публикаций, утвердительной, а не оценочной форме оспариваемых фраз, я возражал: