Защитник 80-го уровня - [19]

Оценочные суждения лежат в другой плоскости: «хорошо – плохо», «добро – зло». Их специфика заключается в том, что они не поддаются проверке на истинность. Нельзя констатировать, что суждение «хороший человек» или «плохой человек» является истинным или ложным. Здесь основой выступают субъективные взгляды, представления, установки, пристрастия человека, на основе которых он формирует свое отношение к фактам. Например, журналист критикует руководство региона за то, что строится завод по производству кирпича, тогда как, по его мнению, нужно асфальтировать дороги. Или считает вредной практику распределения госзаказов на конкурсной, а не на аукционной основе. Либо называет кумовством нахождение на руководящих должностях или в фирмах с государственным капиталом близких родственников губернатора. Такие оценки не могут быть истинными или ложными. А ведь ст. 152 Гражданского кодекса РФ требует, чтобы оспариваемые сведения признавались не соответствующими действительности.

Вспоминается одно интересное дело на заре моей адвокатской практики. Есть известный журналист Александр Минкин – сейчас он в «Московском комсомольце» периодически публикует «Письма президенту». Рекомендую – высший класс. В 1990-х гг. журнал «Огонек» опубликовал статью «Секрет» – развернутую рецензию на спектакль Леонида Трушкина по пьесе Чехова «Вишневый сад». В этой статье он назвал одну даму при должности, которая воспрепятствовала, как посчитал журналист, неосновательно, телевизионной съемке спектакля, «Яшкиной внучкой (отрицательный персонаж пьесы – слуга, который забывает в покинутом всеми доме старика Фирса), дочкой Шарикова». Дама обиделась, предъявила иск. И представьте, суд его удовлетворяет, записывая в своем решении, что фраза «Яшкина внучка, дочка Шарикова» не соответствует действительности. Я включился в это дело на стадии кассационного обжалования решения и в жалобе написал, что, конечно, с судом трудно спорить, поскольку живой человек не может быть близким родственником литературных персонажей, но не позор ли, когда суд не в состоянии отличить утверждение о действительности от метафор, иронии и сравнений. Решение суда было отменено, но для судебной практики того времени подобная отмена была редким исключением.

Известны иски по поводу определений «плохой политик», «неталантливый писатель». И эти иски удовлетворялись: утверждение не соответствует действительности и порочит честь и достоинство. Один губернатор заявил, что его опорочили, когда область, которой он руководил, назвали «краем непуганых идиотов» (в «Записных книжках» И. Ильфа есть фраза: «Край непуганых идиотов. Пора бы пугнуть»). В результате такой судебной практики из газет практически исчезли публикации в жанре фельетона, судебного очерка, журналистского расследования.

Таким образом, на протяжении длительного времени у нас не проводилось различие между описательными и оценочными суждениями, тогда как еще в 1986 г. Европейский суд по правам человека вынес прецедентное решение по делу Лингенса («Лингенс против Австрии»), где было сформулировано, что при анализе разных текстов надо исходить из разграничения утверждения о фактах и оценочных суждений. Первое можно проверить на соответствие действительности, второе такой проверке не поддается, посему привлечение к ответственности за оценки и комментарии является нарушением ст. 10 Европейской конвенции о защите прав человека, закрепляющей право на свободу мнений. Несмотря на то что Россия стала членом Совета Европы в 1998 г., наши суды продолжали упорствовать.

И вот мы бились, бились, и наконец 24 февраля 2005 г. Пленум Верховного суда России принял Постановление «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц», где прямо указал: факты и оценки недопустимо смешивать. Но дальше возникла следующая проблема. В итоге рассмотрения дела устанавливается, что сведения, то есть утверждения о порочащих гражданина поступках, ложны, что они должны быть опровергнуты. Но всегда ли в подобных случаях на редакцию и журналиста должна накладываться ответственность в виде компенсации морального вреда? Может, при решении данного вопроса следует учитывать специфику деятельности средств массовой информации и особую роль прессы в государстве как «сторожевого пса демократии»?

Сейчас, хоть и с большим трудом, в нашу судебную практику внедряются критерии, сформулированные Европейским судом, а Европейский суд взял все лучшее, что было наработано при рассмотрении дел данной категории в странах с развитой демократией. Мне пришлось участвовать в Королевском суде Лондона в заседании по поводу диффамации (опорочения) в прессе. Выступать я там не мог – это исключительная прерогатива английских барристеров, но участвовал в подготовке исков и, так сказать, ассистировал в ходе рассмотрения дела. А оно было интересное и необычное.

Российский предприниматель Григорий Лучанский был опорочен самой респектабельной английской газетой «Таймс» и предъявил к ней иски по двум публикациям. Суд присяжных вынес решение: иски удовлетворить полностью, а по одной публикации даже запретил ответчику апеллировать в силу абсолютной очевидности диффамации. Есть в английском праве такая норма. Особый интерес вызвала линия защиты, к которой прибегла «Таймс». Она не связана с доказыванием соответствия действительности опубликованных сведений. Английское право – прецедентное, и там был сформулирован прецедент Рейнолдса (Альберт Рейнолдс – премьер-министр Ирландии, чье имя дало название прецеденту), по которому средство массовой информации может защититься от иска, если докажет, что были выполнены определенные требования, предъявляемые к публикации, даже если в итоге сведения оказались не соответствующими действительности, журналиста нельзя привлечь к ответственности. Необходимо принять во внимание ряд параметров. Когда они не соблюдены, то поведение журналиста можно признать упречным. А когда все выполнены, значит, журналист действовал добросовестно и к нему нельзя предъявить те требования к точности, которые предъявляются к обвинительному приговору.