Защитник 80-го уровня - [17]
К чему привели химера абсолютной объективной истины, отрицание невозможности раскрыть все преступления и полностью избежать судебных ошибок, хорошо известно:
✓ массовое сокрытие преступлений от учета;
✓ манипуляции, направленные на повышение уровня раскрываемости преступлений (в 1970–1980-е гг. статистический процент раскрытых краж составлял 90 %, а убийств, тяжких телесных повреждений и изнасилований приближался к 100 %);
✓ пыточное следствие;
✓ практическое исчезновение оправдательных приговоров; замена оправданий возвращением дел на дополнительное расследование (десятки тысяч дел по нескольку раз сновали от суда к следствию и обратно);
✓ вырождение государственного обвинения: функции прокурора выполнял суд, на половине дел прокуроры в судебном заседании вообще отсутствовали;
✓ взвинчивание уголовной репрессии;
✓ ненужность, практическая бесполезность защиты.
Введение в Уголовно-процессуальный кодекс института объективной истины, возложение на суд обязанности ее отыскания будут означать уничтожение на корню состязательности уголовного судопроизводства, разграничения процессуальных функций обвинения, защиты и решения дела, ликвидацию презумпции невиновности, которая и так покуда ощутимо проросла только в суде присяжных.
Не стоит заморачиваться и воспарять в философские выси. Многолетняя дискуссия в советской научной литературе о характере процессуальной истины, ее абсолютности-относительности, полной или частичной полноте, на мой взгляд, доказала свою теоретическую и практическую бесплодность.
Понятно, что вся процессуальная процедура запускается при наличии подозрения о совершении конкретного преступления. И в дальнейшем в ходе уголовного судопроизводства идет выяснение того, имело ли место в прошлом преступное событие и, если имело, кто и почему его совершил. Происходит такой процесс познания с помощью доказательств: личных и вещественных. Общественно-историческая практика, или, иначе, многовековой житейский опыт, убеждает, как когда-то убедил средневековых глоссаторов, что показания людей, предметы с оставленными на них следами, заключения сведущих в той или иной области науки или техники лиц вполне пригодны для того, чтобы узнать правду о прошлом, но не настолько совершенны, чтобы обеспечить такое знание по всем уголовным делам и полностью исключить судебные ошибки. Кроме того, в правовом демократическом государстве достоинство личности признается высшей ценностью, посему для поиска истины в уголовном процессе допустимы не все средства (нельзя пытать, например).
И если на знамени современного уголовного судопроизводства, в отличие от средневекового и тоталитарного розыскного процесса, нет лозунга «истина – любой ценой», принцип состязательности вовсе не препятствует ее установлению.
Впрочем, полагаю, что задача, решаемая Следственным комитетом с помощью института объективной истины, более приземлена, чисто прагматична: вернуть суд де-юре в единый строй со следователями и прокурорами, переложить на него ответственность за качество расследования, возвратить советское «правосудие без оправданий». Неужто так сильно травмирует один процент оправдательных приговоров в нашем профессиональном суде? Какие все же нежные души у сотрудников Следственного комитета!..[16]
2012 г.
Свобода прессы и защита репутации
Мне уже доводилось читать лекцию на общеправовую тему – о принципе разделения властей и защите прав человека. Тема сегодняшней лекции более «специальная». Я остановился на ней в силу ее особой актуальности, потому что свобода слова, свобода прессы – основа основ демократии. Право каждого беспрепятственно высказывать свои взгляды и убеждения, возможность для журналистов заниматься поиском, получением и распространением информации – это и есть главным образом то, что отличает демократическое общество от тоталитарных режимов.
Мы постоянно слышим призывы от президента, других государственных деятелей, общественных организаций: все на борьбу с бюрократизмом, коррупцией, преступностью! Подобное зло, увы, всегда было, есть и будет в любом обществе. Оно неискоренимо, но можно ограничить его масштабы, взять под контроль, не давать ему развиться до такой степени, что возникнет опасность перерождения системы. Для такого противодействия есть только два основных средства – свободная пресса и независимый суд.
Если в обществе нет ни того, ни другого, то все призывы, все попытки через государственную вертикаль решать общественные проблемы обречены на неудачу.
Десятилетиями мы жили в условиях отсутствия свободной прессы: в СССР государство в сущности монополизировало право на информирование граждан и оценку событий. В связи с этим вспоминаются строчки Игоря Губермана:
Изменения в жизни страны начались в конце 1980-х гг. и ускорились в декабре 1991 г., когда Советский Союз приказал долго жить. Одним из первых новых законов Российской Федерации стал Закон о средствах массовой информации, где и был провозглашен принцип: поиск, получение, распространение массовой информации не подлежат никаким ограничениям, кроме тех, которые предусмотрены федеральным законом. Был сформулирован запрет цензуры, то есть обязательного предварительного согласования материалов СМИ в каких бы то ни было государственных органах, за исключением случаев, когда должностные лица выступают авторами публикаций либо дают интервью. Закон о средствах массовой информации до сих пор не подвергся кардинальным изменениям, несмотря на непрекращающиеся попытки со стороны высокопоставленных сановников его хорошенько «поправить», окоротить прессу. Причина понятна: независимые СМИ ставят правящую бюрократию под контроль гражданского общества. Закрытость, тайна – необходимые условия безнаказанности. Как говорится, если о каком-то случае не сообщили по телевидению и не написали в газетах, значит, его и не было. А власти не любят слушать и читать о том, что для них неприятно.
