Зарубежный детектив - [118]

Комиссар не хотел перебивать собеседницу, хотя и находил все рассказанное ею малополезным — опыт подсказывал, что какая-нибудь одна необычная деталь, не связанная на первый взгляд с жестокой реальностью, может пролить свет на происшедшее. Дать ниточку, которую хватают на лету и тянут, тянут…

Он распорядился, чтобы инспектор Люка сменил Бакконье, которому он передал свой разговор с Лардье:

— Явно охотятся за документами. В этом деле, где бы ни убивали, везде потом обшаривают квартиру. Поезжайте посмотреть и доложите. Лардье был достаточно близок с Абади, чтобы сказать, что пропало из вещей.

Он вернулся в кабинет. Нервной рукой мадам Комбрэ все так же теребила сумку. Было заметно, что она вытирала лицо, но неудачно: под глазами остались темные подтеки краски. В другой ситуации такая карнавальная маска вызвала бы улыбку. Жардэ подождал, пока Люка усядется за машинку и пробежит то, что успел настрочить Бакконье. Потом продолжил:

— Итак, ваш сын, которому вскоре должно было исполниться двадцать лет, не просит у вас денег и живет, на ваш взгляд, непонятно как. Правильно?

Она заколебалась с ответом:

— Правильно. И потом наступило его совершеннолетие. Ах, господин комиссар, я все помню, словно это было вчера. «Мать, — сказал он мне, словно у него язык отсох бы сказать „мама“, — мать, я сегодня стал взрослым. Ты должна отдать то, что мне причитается от отца». У меня сердце остановилось. Заметьте, он всего-то ничего попросил, но это потрясло меня, потому что до сих пор, когда я заговаривала об этом, он отвечал: «Разве я у тебя что-нибудь прошу? Нет? Тогда, в чем дело?» А потом вдруг, раз! И на тебе… Короче, эти деньги, о, сущая ерунда, были вложены. Злость меня тогда взяла, и слов я не пожалела. Пошла к нотариусу, тот оформил бумаги, и я все отдала сыну, даже свою долю, а я на нее полное право имела. Но так меня задело… Все отдала, вам говорю, сама не знала, что делаю, как сумасшедшая! Как если бы он побил меня или в лицо плюнул. А после, ни слова не говоря, собрала его вещи, сложила в чемодан и сказала: «Теперь все кончено, уезжай. Не желаю тебя больше видеть. Получил денежки своего папаши и мои в придачу. Это гораздо больше, чем у меня и у отца было в твоем возрасте, мы, когда поженились, ничего не имели. Будь здоров и попутного ветра!»

— Как он среагировал?

— Никак, господин комиссар, бровью не повел!

Она стукнула ногтями по зубам и продолжала:

— Сделал небрежный вид, пересчитал ассигнации, дважды, чтобы поважничать, сунул в карман и булавкой заколол. Потом ушел. Это меня просто скосило. Села и сидела, не помню сколько, не двигаясь, как тупое животное.

— Сколько было денег?

— Миллион.[27] Старыми, конечно. Думаю, что на эти деньги он и купил себе подержанную машину.

— Как вы узнали об этом, если давно не получали от него вестей?

— От одного из его приятелей. Время от времени, но все реже, я встречала сына в нашем квартале. А в один прекрасный день — все, исчез. Скоро уж лет десять, не меньше… время для меня теперь, сами понимаете…

— А вы? Как вам жилось?

— Я продолжала убирать в квартирах. Но иллюзии кончились. Раньше никто не делал мне замечаний по работе, все говорили: «Мария, вы — золото!» Теперь же некоторые хозяйки говорят, что я ленива, и я понимаю, что это означает. И потом, все эти современные машины — для мойки посуды, для стирки, пылесосы — я их боюсь. С ними только время теряешь, сказать по правде! Убираться у чужих не бог весть какое увлекательное занятие. Я знаю, что старею, и скоро люди откажутся от моих услуг. А после…

В первый раз за всю беседу в ее облике прорезалось что-то человеческое, и она показалась Жардэ способной на искренность, как ни странно только в тот момент, когда она сама себя стала жалеть. Ему хотелось утешить ее, и в то же время не подобало соглашаться на плохую игру при заведомо ложном раскладе.

— Насколько известно, правительство старалось возместить потери коммерсантам, разоренным в Алжире? — сочувственно спросил он.

— Если бы я уехала, бросив свою торговлю, то да, думаю, это стало бы возможным. Но я продала свою лавку. Почти за так, ей-богу, но продала. Одни говорят, что, по идее, мне ничего не полагается, другие — что у меня есть право кое на что.

Жардэ подумал, что ему не пристало выступать в роли юрисконсульта, но он пообещал себе дать ей адрес учреждения, которое занимается такого рода проблемами. Иллюзий он не строил, но кто знает…

Любитель эффектных ходов, комиссар вдруг распахнул серую папку, которую машинально тискал в руках уже несколько минут, и стал листать ее. Из подшитого к делу конверта он вытащил тонкую сберкнижку красного цвета.

— Вот здесь вам будет чем скрасить трудные дни. Мы нашли это в вещах вашего сына.

— Сберкнижка, у него?

— Да. Откройте.

Она заколебалась, как будто опасалась ловушки.

— Не бойтесь, книжка настоящая и счет доподлинный. А так как у вашего сына, судя по всему, нет других наследников… Я ведь даже не спросил, были ли у него двоюродные братья или сестры?

— Нет. У моего брата не было детей. А у мужа только сестра и та умерла незамужней.

— Значит, я прав — вы единственная наследница вашего сына.