Зарубежная любовная лирика - [8]

И ты со мной любовь похорони,

Чтоб мир не смог подслушать и проклясть

Твой горький плач, твою былую страсть.

LXXII

Чтоб не пытали, где твоя любовь

Хорошее во мне живом сыскала,

Умершему забвенье уготовь,

Поскольку стоил он отменно мало.

Ведь во спасенье призванная ложь

Прибавит лишь позора, а не блеска:

Как жалкие достоинства ни множь —

У истины не вымолить довеска.

О, пусть любовь не выучится лжи!

Чтоб не грешить любви священной ради,

Ты память вместе с прахом положи,

На кладбище одном, в одной ограде,

Дабы молва оставила в покое

Любившую ничтожество такое.

LXXIII

Я той порою года предстаю,

Когда последний лист уже исчез,

И птицы песнь окончили свою,

И мертвым храмом стал холодный лес.

Я предстаю поблекшей полосой

На западе, когда закат ослеп;

И ночь, как смерть, разит ее косой,

И замыкает мир, как черный склеп.

Я предстаю мерцающим огнем,

Истлевшим в пепле юности былой,

Что ясный жар поддерживала в нем,

И погубила, сделавшись золой.

И ты с двойною нежностью во взоре

Глядишь на то, чего лишишься вскоре.

LXXIX

Когда я звал тебя один, тогда звучали

Одни мои стихи чудесно, дорогой!

Но муза в недуге моя, полна печали,

Теперь принуждена здесь место дать другой.

Для песен в честь тебя, о друг мой,

я согласен,

Должно бы взять перо победное в борьбе;

Ты полон нежных чар, пленителен, прекрасен.

Поэт твой лишь крадет все, что дает тебе.

О, в добродетель, друг, тебя он наряжает.

Но слово то он взял из добрых твоих дел

И красоту со щек твоих же похищает,

Всем обладаешь ты, что он в стихах воспел.

О друг мой, не нужна ему твоя уплата:

Все, что тебе он дал, – все от тебя же взято.

LXXX

Нет, не могу я петь. Мой дух изнемогает!

Сильнейшего твоя пленяет красота.

Иной в хвалу тебе стихи теперь слагает,

Пред силою его – немы мои уста.

Но чары все твои, как океан, безбрежны.

В стихии мощной их и судно, и ладья

Свободно могут плыть. И челн мой

безмятежно

Направлю

по волнам глубоким смело я.

Мне помоги; пущусь вперед я, как бывало,

Как он, что носится в бездонных глубинах.

О, если разобьюсь – так что ж? —

челнок я малый,

Великий он корабль в бесчисленных снастях.

Пусть к цели он придет. Пусть

погружусь в пучину.

Случится худшее: друг, от любви я сгину.

XC

Так ты разлюбишь? Разлюби сейчас:

Сейчас весь мир моей враждебен воле.

Со злобою судьбы объединясь,

Покинь меня, и не вернись уж боле!

О, не вернись! Молю тебя о том:

Не мучай дольше сердца, где жила ты.

Да не продлится утренним дождем

Полночный вихрь назначенной утраты!

Оставь меня в преддверьи мелких бед,

Немедля разлюби, не напоследок;

Покинь – но до напастей, не вослед,

И вкус беды иной не будет едок,

И прочие утраты и печали

Ужасными покажутся едва ли.

XCV

Каким прелестным делаешь ты стыд,

Который, словно червь в пахучей розе,

Слух о тебе в зародыше пятнит:

Твои грехи подобны вешней грезе.

Кто о тебе вещает, описав

Сластолюбивый пыл твоих забав, —

Не может порицать без восхищенья.

И против воли шлет благословенье.

Что за приют! Какой прелестный кров,

Избрав тебя, нашли себе пороки!

Твоей красы блистающий покров

Меняет грязь в прозрачные потоки.

Но берегись, сокровище мое!

У лучшего ножа тупеет острие.

XCVII

Когда простились мы – какой зимой

нежданной

Повеяло вокруг! Как сумрачны поля,

Как тяжек небосклон, угрюмый и туманный,

Какой пустынею казалася земля!

А ведь она цвела: сады – в уборе новом —

Сияли золотом, дыханья роз полны, —

И осень пышная – подобно юным вдовам —

Несла плоды любви умчавшейся весны.

Но умирающей казалась мне природа…

Ты – лето для меня, а нет тебя со мной —

И немы соловьи, и если с небосвода

Польется робко песнь над чащею лесной,

Так сумрачна она, что, чутко ей внимая,

Поникшие цветы бледнеют, умирая…

XCVIII

Весна цвела – был от тебя вдали я;

Апрель нарядный красками сверкал,

Во все вливалась юности стихия,

И сам Сатурн смеялся и плясал.

Но песни птиц, цветов благоуханье,

Краса лугов – все было чуждо мне;

Я сладкого не ощущал желанья

Сорвать цветок, воспеть хвалу весне;

Я презирал красу лилеи бледной,

Румяных роз я не ласкал, любя!

Вся прелесть их – я знал —

лишь список бедный

С их образца единого – тебя!

Казалось мне, что вкруг – зима! Мечтами

С тобою весь, я лишь шутил с цветами.

CXVI

К слиянью честных душ не стану

больше вновь

Я воздвигать преград! Любовь —

уж не любовь,

Когда меняет цвет в малейшем измененьи

И отлетает прочь при первом охлажденьи.

Любовь есть крепкий столп, высокий,

как мечта,

Глядящий гордо вдаль на бури и на горе;

Она – звезда в пути для всех плывущих

в море;

Измерена же в ней одна лишь высота.

Любовь верна, хотя уста ее бледнеют,

Когда она парит под времени косой;

Любовь в теченьи лет не меркнет,

не тускнеет

И часто до доски ведет нас гробовой.

Когда ж мои уста неправдой погрешили,

То значит – я не пел, а люди не любили!

CXVII

Суди меня за то, что я, как мот,

Казну любви отправил на распыл;

Что раздавал чужим, теряя счет,

И только ты отвергнут мною был;

За то, что я бродил из храма в храм,

Святых твоих даров не оценя;

И парус подставлял любым ветрам,

Чтоб только прочь несли они меня.

Суди за то, что много черных дел

Свершили эта воля и рука;

Прищурь глаза, как щурятся в прицел,

Но не спускай подъятого курка;

Ибо, греша, я выведать хотел,

Положен ли твоей любви предел.

CXXX

Глаза ее сравнить с небесною звездою