Зарубежная любовная лирика - [9]

И пурпур нежных уст с кораллом —

не дерзну,

Со снегом грудь ее не спорит белизною,

И с золотом сравнить нельзя кудрей волну,

Пред розой пышною роскошного Востока

Бледнеет цвет ее пленительных ланит,

И фимиама смол Аравии далекой

Амброзия ее дыханья не затмит,

Я лепету ее восторженно внимаю,

Хоть песни соловья мне кажутся милей,

И с поступью богинь никак я не смешаю

Тяжелой поступи красавицы моей.

Все ж мне она милей всех тех, кого толпою

Льстецы с богинями равняют красотою.

CLIV

Однажды крепко спал Амур, любви божок,

Отбросив факел свой, для всех сердец

опасный, —

И к месту этому вдруг подлетел кружок

Нимф, давших клятву жить в невинности

бесстрастной.

И вот – одна из них рукой своей

прекрасной

Схватила факел тот, что множество поджег

Сердец, замученных потом тоской напрасной,

И бросила его на дно в речной поток, —

И, словно без меча, что полководцу нужен,

Влюбленных армий вождь лежал обезоружен,

Поток же стал горяч, целебен навсегда.

И я им излечить хотел любви невзгоду,

Но – нет! Огонь любви разгорячает воду,

А пламенной любви не холодит вода.

Томасас Мур (1779–1852)

«Прощай, Тереза! Печальные тучи…»

Прощай, Тереза! Печальные тучи,

Что томным покровом луну облекли,

Еще помешают улыбке летучей,

Когда твой любовник уж будет вдали.

Как эти тучи, я долгою тенью

Мрачил твое сердце и жил без забот.

Сошлись мы – как верила ты наслажденью,

Как верила счастью, – о Боже!.. И вот,

Теперь свободна ты, диво созданья, —

Скорее тяжелый свой сон разгоняй;

Смотри, и луны уж прошло обаянье,

И тучи минуют – Тереза, прощай!

Барри Корнуолл (1787–1874)

«Пью за здравие Мери…»

Here’s a health to thee, Mary[2].

Пью за здравие Мери,

Милой Мери моей.

Тихо запер я двери

И один без гостей

Пью за здравие Мери.

Можно краше быть Мери,

Краше Мери моей,

Этой маленькой пери;

Но нельзя быть милей

Резвой, ласковой Мери.

Будь же счастлива, Мери,

Солнце жизни моей!

Ни тоски, ни потери,

Ни ненастливых дней

Пусть не ведает Мери.

Джордж Гордон Байрон (1788–1824)

Ты счастлива

Ты счастлива, – и я бы должен счастье

При этой мысли в сердце ощутить;

К судьбе твоей горячего участья

Во мне ничто не в силах истребить.

Он также счастлив, избранный тобою —

И как его завиден мне удел!

Когда б он не любил тебя – враждою

К нему бы я безмерною кипел!

Изнемогал от ревности и муки

Я, увидав ребенка твоего;

Но он ко мне простер с улыбкой руки —

И целовать я страстно стал его.

Я целовал, сдержавши вздох невольный

О том, что на отца он походил,

Но у него твой взгляд, – и мне довольно

Уж этого, чтоб я его любил.

Прощай! Пока ты счастлива, ни слова

Судьбе в укор не посылаю я.

Но жить, где ты… Нет, Мэри, нет! Иль снова

Проснется страсть мятежная моя.

Глупец! Я думал, юных увлечений

Пыл истребят и гордость и года.

И что ж: теперь надежды нет и тени —

А сердце так же бьется, как тогда.

Мы свиделись. Ты знаешь, без волненья

Встречать не мог я взоров дорогих:

Но в этот миг ни слово, ни движенье

Не выдали сокрытых мук моих.

Ты пристально в лицо мне посмотрела;

Но каменным казалося оно.

Быть может, лишь прочесть ты в нем успела

Спокойствие отчаянья одно.

Воспоминанье прочь! Скорей рассейся

Рай светлых снов, снов юности моей!

Где ж Лета? Пусть они погибнут в ней!

О сердце, замолчи или разбейся!

Подражание Катуллу

Елене

О, только б огонь этих глаз целовать, —

Я тысячи раз не устал бы желать!

Всегда погружать мои губы в их свет,

В одном поцелуе прошло бы сто лет!

Но разве душа утолится, любя?

Все льнул бы к тебе, целовал бы тебя.

Ничто б не могло губ от губ оторвать:

Мы все б целовались опять и опять:

И пусть поцелуям не будет числа,

Как зернам на ниве, где жатва спела.

И мысль о разлуке – не стоит труда;

Могу ль изменить? – Никогда, никогда!

Посвящается Мэрион

Что ты, Мэрион, так грустна?

Или жизнью смущена?

Гнев нахмуренных бровей

Не к лицу красе твоей.

Не любовью ты больна,

Нет, ты сердцем холодна.

Ведь любовь – печаль в слезах,

Смех, иль ямки на щеках,

Или склон ресницы томной, —

Ей противен холод темный.

Будь же светлой, как была,

Всем по-прежнему мила,

А в снегах твоей зимы

Холодны, бездушны мы.

Хочешь верности покорной —

Улыбайся, хоть притворно.

Суждено ль – и в грустный час

Прятать прелесть этих глаз?

Что ни скажешь – все напрасно;

Их лучей игра прекрасна,

Губы… Но чиста, скромна,

Муза петь их не должна:

Она краснеет, хмурит брови,

Велит бежать твоей любови,

Вот рассудок принесла,

Сердце вовремя спасла.

Так одно сказать могу

(Что б ни думал я – солгу):

Губы нежные таят

Не одной насмешки яд.

Так, в советах беспристрастных

Утешений нет опасных:

Песнь моя к тебе проста,

Лесть не просится в уста;

Я, как брат, учить обязан,

Сердцем я с другими связан;

Обману ли я тебя,

Сразу дюжину любя?

Так, прости! Прими без гнева

Мой совет немилый, дева;

А чтоб не был мне в упрек

Мой докучливый урок,

Опишу тебе черты

Властной женской красоты:

Как ни сладостна для нас

Алость губ, лазурность глаз,

Как бы локон завитой

Ни прельщал нас красотой,

Все же это плен мгновенный, —

Как нас свяжет неизменно

Легкий очерк красоты?

Нет в нем строгой полноты.

Но открыть ли, что нас свяжет,

Что пажам вас чтить прикажет

Королевами всего?

Сердце, – больше ничего.

Любовь и смерть

Я на тебя взирал, когда наш враг шел мимо,

Готов его сразить, иль пасть с тобой в крови,

И, если б пробил час, – делить с тобой,