Зарницы над полигоном - [11]

Подполковник Назаров никого и ни о чем не спрашивал, но по всему видел, что на его дивизион выпала сложная задача.

— Они хотят подавить нас, — сказал он Маркелову. — Ну что ж, посмотрим. Вы, Геннадий Иванович, пройдите к людям. Поддержите их. Они знают свое дело.

— Понял, товарищ подполковник, — ответил Маркелов.

— Я уже боевой листок выпустил. Посвятил дизелистам.

— Правильно, хорошо они сработали. Да, вот что, Анисина из вида не упускайте. Что за кабина, никто не знает. Кота в мешке ему подсунули, вот и работай. Правда, он идет пока в графике, молчит.

Офицеры-проверяющие собрались вместе, о чем-то посовещались в палатке, перекурили и опять разошлись. Капитан Маркелов, вернувшись, доложил, что люди работают, как дома.

— Вот это и хорошо, — ответил Назаров.

— Стартовиков подполковник Сергеев проверяет. Глянул на пусковую установку и говорит: «Ну, Уразов, она у тебя, как тульский самовар, горит. Молодец».

Подполковник Назаров распорядился:

— Расчету от моего имени объявите благодарность. Идите, капитан Маркелов.

— Есть! — ответил Маркелов и вышел.

…Капитан Фролов осунулся, потемнел лицом, он беспрестанно курил, ходил из кабины в кабину, понимал, что тут надо бы кому-то помочь, но ничего поделать не мог. На нем лежало клеймо «убитого» человека, и по всем правилам боя он должен все видеть, слышать, знать, но не вмешиваться.

«Глупо, глупо, — думал он. — Столько готовиться, и вдруг — погибнуть. И почему я, черт возьми? Мог бы Маркелова вывести, того же Анисина, Обручева! Нет, меня. Он просто решил насолить… И все тут…». А потом Фролов стал думать о том, какие могут быть последствия. И одна картина рисовалась ему хуже другой. И во всем, что бы ни делали люди, видел только ошибки, они его раздражали, и вот-вот, казалось, у него лопнут нервы, он на все махнет рукой и ринется сам в работу.

Сидеть на одном месте Фролов уже не мог, он встал и вышел из кабины. День был тихий, солнечный, по степи волнами катились к горизонту сугробы снега, и степь казалась живой, словно море. Там же, где прошли тягачи, лежали глыбы снега. Фролов направился к стартовикам. Лица солдат раскраснелись. Холод им был нипочем. Ракета, словно на карусели, то и дело описывала над полуприцепом дугу. Все это солдаты делали быстро, ловко, со стороны казалось, что происходило заряжание и разряжание пусковой установки само собой, будто бы по волшебству.

Постояв с минуту, Фролов вернулся в кабину. Подполковник Назаров, не отрываясь от экрана, спросил:

— А вы догадываетесь, почему вас из строя вывели?

— Блажь в голову Михайлову пришла.

— Вы уверены? Боюсь, что не так. Их задача не вас, не меня, а расчеты проверить. Заранее все продумано. Не переживайте.

9.

Регламентные работы подходили к концу, и подполковник Назаров с нетерпением посматривал на часы: не опоздать бы сообщить на КП о готовности дивизиона к бою. Двое проверяющих, закончив свои дела, пошли в палатку. Мимо них пробежал капитан Маркелов. Он еще по дороге составил текст боевого листка и в палатке, отведенной под Ленинскую комнату, сбросив ремень, шапку, из планшетки выхватил красный карандаш и торопливо начал писать. «В условиях, приближенных к боевым, рядовой Зюзин и лейтенант Анисин сумели подготовить боевую технику». Тут он остановился. Нет, не такие, казалось ему, нужны были слова. Хотелось о Викторе сказать тепло и так, чтобы все поняли, в каком трудном положении оказался человек.

А между тем в эти минуты произошло то, чего никто не предвидел. Вначале лейтенант Анисин подумал, что он забыл включить тумблер, щелкнул им, стрелка на приборе упала и чуть вздрогнула. Виктор повернул до отказа потенциометр, но это не помогло. Он изменил режим питания блока, однако едва ожившая стрелка прибора не хотела подниматься по шкале к красной риске. Она, точно усталый путник, теряла силы, а Анисин, глядя на нее, изменился в лице и почувствовал, что по рукам и ногам поднимается холод и перехватывает дыхание.

«Спокойно, Анисин, — приказал он себе и, протянув руку, как делают хирурги во время операции, коротко бросил Зюзину: — Лампу. Не ту. Усилитель».

В мягких, словно ладошка, наушниках послышался хриплый и тревожный голос Обручева.

— Анисин, дай выход. У меня нет выхода.

— Даю, ну чего ты, даю!

— Пятый, в чем дело? — вмешался в разговор Назаров.

— Нет выходного, товарищ подполковник, — ответил Анисин.

— Вскрой блок и проверь лампы.

— Понял.

Анисин выдвинул блок, проверил на работоспособность лампы, прочистил еще раз контакты, но стрелка прибора вновь отклонилась всего лишь на несколько делений. Цепь, значит, была. Схема работала. Но вот в ней бегущие потоком электроны будто натыкались на что-то, скапливались и искали другой выход, однако, обреченные на строгое исполнение только одного, предписанного им природой закона прямолинейного движения, не могли найти его. Где-то путь перед ними сужался, и потому прорывались только «счастливчики», о которых слабо и неуверенно извещала стрелка прибора. И Анисин, глядя на нее, прикидывал то, что, вероятнее всего, могло быть этому причиной.

Он не предполагал даже, что простейшая на вид неисправность была следствием чьей-то грубой ошибки. Ибо все шло вопреки здравой логике, утвержденным инструкциям и уже проверенным на практике аналогичным случаям. Стоявший за спиной Зюзин смотрел растерянно на лейтенанта, готов был в любую минуту помочь ему, ждал указаний и зачем-то держал в руке совсем ненужную лампу. Перевернув блок, Анисин осмотрел схему, но ничто не вызывало сомнений: каждая деталь и уложенная в жгуты проводка были новыми. Снимать же параметры с каскадов он пока не решался. Это был крайний случай, да и не позволяло время. А оно подходило к концу, но Виктор верил в себя и не терял надежды устранить неисправность. Однако что случилось дальше, он не сразу понял. Кто-то влетел в кабину и оттолкнул его от пульта. Оглянувшись, Анисин увидел капитана Фролова. Он зло и сердито смотрел на него сверху.