Зарницы над полигоном - [10]
Ехали осторожно. Предрассветное небо с каждой минутой становилось бледнее и мягче, и степь, которая, как показалось Анисину, будто бы лежавшая где-то внизу, теперь поднялась и была рядом, приняв свой обычный бесконечно пустынный вид. Анисин нетерпеливо смотрел вперед, по сторонам, и от приближения чего-то необыкновенного, тайного у него колотилось и замирало временами сердце. «Тут, тут и все решится, — думал он, — Не сегодня, так завтра, послезавтра, но решится. Я все увижу и приму первый бой», — продолжал он говорить с собой и смотреть из кабины то вперед, то вправо, замечая на снегу следы ворон.
Но как и когда Анисин потерял все это из вида, он не помнил: перед глазами встала совсем другая картина. Он видел себя дома, на даче у деда. Утром, вернувшись с рыбалки, он настоял, чтоб к столу все явились «при параде». Отец Виктора вышел в черном костюме, на нем ордена. Сам дед причесался, надел с накладными карманами гимнастерку, баба Настя и мать явились в новых платьях, а Виктор в лейтенантской форме. Мать смотрела на него счастливыми глазами и все летала по дому.
— Ну хватит вам, разбегались. Садитесь, чествовать выпускника будем, — ворчливо заметил дед и первым занял место во главе стола.
Справа он зачем-то положил мастерок, налил всем по первой и встал. За ним последовали все.
— С выпуском, значит, тебя, Виктор. Рады мы, что ты стал офицером. Отцу и матери радость принес. Ну, ну, потекло, — увидев слезы у дочери, прервал он.
— Я все, пап, я так…
— Слава богу, что не за деньги. И вот что я хочу сказать тебе, Виктор. Должность офицерская тяжелая, но уважаемая. Отец знает, вон, видал, сколько орденов имеет. Мне, правда, не пришлось много служить, дома все строил. Но горжусь, горжусь, что этим самым мастерком в твои годы довелось стены в Кремле латать. Не я один, бригада там целая была. Лучших нас, комсомольцев, отобрали. Думал я, и ты в меня пойдешь. Помнишь, учил. Я даже на тебя вначале обиделся. Ишь, думаю, хлыщ какой, известки испугался. Обиды теперь не таю. Время такое: одним надо строить, другим защищать. Вот и будь настоящим защитником. Чтоб фамилия Анисиных гремела, чтоб на любом посту тебя добрым словом вспоминали. Чтоб знали: мы, Анисины, свою марку держим.
Дед подошел, поцеловал Виктора в лоб и тряхнул за плечи. Анисин даже теперь в кабине вздрогнул, мельком взглянул на шофера — не заметил ли он чего-то. Но шофер не спускал глаз с дороги.
События развернулись так, что они выбили дивизион из ранее намеченного и разработанного графика. Майор Михайлов позволил лишь расставить в укрытиях машины, включить дизель, а дальше, вопреки всякой логике, вдруг объявил, что в пути на их эшелон напал «противник», кабина лейтенанта Анисина вышла из строя, несколько человек, в том числе капитан Фролов, «погибли». Это известие сразу вызвало недоумение у людей. Они не могли поверить в случившееся, так как «убитые» стояли рядом, а в вышедшей из строя кабине уже были включены блоки.
Однако для Назарова эта вводная не была неожиданностью, он заранее подготовился ко всему и даже подумал, что, ежели на этом все кончится, нет ничего страшного: дивизион с задачей справится. И уверенно, с твердостью в голосе, объявил:
— Лейтенанту Анисину принять новую кабину и приступить к проведению регламентов. Остальным расчетам продолжать выполнение боевой задачи сокращенным составом.
Анисину майор Михайлов показал кабину. Она сиротливо стояла в стороне, до колес заметенная снегом. Анисин вошел в нее. С минуту ему казалось, что он стоит в чужом, необжитом доме; хозяева будто бы спешили, все бросили и уехали. На крышках приборов, резиновых ковриках лежала пыль. Но времени на знакомство не было. Анисин и Зюзин принялись за работу.
Майор Михайлов пристроился на ящике и долго ничем не выдавал своего присутствия. Только иногда Анисин замечал в его руках блокнот, встречался с пристальным взглядом, но тут же отворачивался и продолжал работу. Лейтенант снимал показания с разных точек, менял лампы. И все это он делал с увлечением и не заметил, как к нему подошел Михайлов.
— Ничего, ничего, продолжайте работать. — И тут же спросил: — А почему здесь напряжение не увеличили?
Лейтенант еще раз посмотрел на шкалу прибора.
— Параметр в допуске, товарищ майор.
— Понял. Стоп. Эту операцию повторите заново.
Анисин легко и просто делал то, что говорил майор. И проверяющий, который прежде из рассказов других рисовался каким-то жестким, холодным человеком, теперь выглядел иначе. Он то одобрительно кивал головой, то вдруг задумывался или же с болью морщился, когда Виктор давал «петуха».
— Не то, Анисин. Понимаете, не то. Подумайте.
Опрос длился долго. Анисин устал, в голове шумело, а майор убедился, что из молодого лейтенанта со временем вырастет настоящий ракетчик. И еще о «школе Назарова».
«Может людей растить. Маркеловым и Обручевым не нахвалится. В ком же Фролов усомнился? Упрямый человек, скажет — зарубит, не переубедишь. Ладно, посмотрим, время еще есть», — с этими мыслями он и вышел из кабины.
…Пришедшие на позицию проверяющие имели задание досконально проверить слаженную подготовку к стрельбам и уже затем, ежели все пройдет нормально, поставить его в самые невыгодные условия. Станцию забить помехами, а цель пустить так, чтобы она могла легко и беспрепятственно спрятаться.
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.