Запретное чтение - [92]

Я посмотрела на Иэна, который лежал на спине и держал над головой на вытянутых руках книгу «Двадцать один воздушный шар»[75]. Я увидела на его руках разводы грязи, а ступни у него выглядели так, будто их не мыли несколько недель.

— Иэн, ты не обидишься, если я спрошу, когда ты в последний раз принимал душ? — поинтересовалась я.

В ответ он состроил страшную гримасу.

— Я не люблю душевые в гостиницах, — объяснил он. — Там может быть скользко, а это очень опасно — упасть в душевой кабине. Но я принимал душ в доме у тех людей, с хорьками, помните?

— Давай мы с тобой договоримся. Сейчас ты пойдешь в душ, и если через полчаса не вернешься, я вызову «скорую».

— Я только дочитаю главу.

Против этого я возражать не могла. Когда он наконец ушел в ванную, я позвонила отцу с гостиничного телефона, заказав разговор за его счет.

— У тебя кончились деньги? — с ходу спросил отец. — Послушай, я сейчас велю Офелии, моей чернокожей секретарше, положить тысячу долларов тебе на счет, годится?

— Мне не нужны деньги.

Я совсем не была в этом уверена, но в любой момент можно было передумать, и отец пришел бы на помощь, стоило мне только заикнуться.

— Ха! — рассмеялся он. — Да ты ведь уже просишь денег, раз звонишь мне за мой счет! Кто будет платить за этот разговор?

Я спросила, как у него дела, и извинилась, что вчера расстроила его.

— Никогда не звони людям, которые напились! — посоветовал отец.

— Я считаю, что ты поступил очень смело, и мне хотелось убедиться, что я не забыла тебе об этом сказать. Ведь ты мог воспользоваться своим прошлым, чтобы наладить отношения с партией, но ты не стал этого делать. Вчера как-то не успела про это с тобой поговорить.

Отец вдруг понизил голос — во всяком случае, для него это было по-настоящему тихо, — и я поняла, что в соседней комнате находится мама.

— Люси, ты думаешь, что все это героические поступки? Сумасшедшая беготня с картошкой и нелепыми книжками? Твоя проблема в том, что ты все время только читаешь и читаешь и никогда не слушаешь, что тебе говорят живые люди! И не понимаешь, что говорю тебе я: вся эта наша борьба была идиотизмом. Чего мы добились? Юрий убит, а я лишился килограмма картошки. И что — я положил конец коммунизму? Или, может быть, заставил Хрущева официально извиниться перед моей бедной матерью? Зато моя мать лишилась обоих сыновей! Потому что после того, что произошло, я не мог вернуться туда, а она не могла выехать оттуда.

Бабушка умерла, когда мне было два года, мы с ней так и не увиделись. Я никогда не придавала большого значения этой части нашей семейной истории — о женщине, которая потеряла мужа, а потом — сына, а за ним — второго сына. Наверное, я была слишком занята, чтобы об этом подумать. А может, успешно законопатила ту часть мозга, которая имеет дело с родителями, лишившимися детей.

Я не могла придумать ответа, который не прозвучал бы невежественно и не ухудшил бы ситуацию. Поэтому я сказала:

— У меня к тебе одна просьба. Если меня будут искать, забудь, пожалуйста, что я проезжала через Чикаго, хорошо? Мне очень нужно побыть одной, чтобы никто меня не беспокоил, и я не хочу, чтобы меня смогли отыскать. Ну, кто-нибудь с работы или еще откуда.

— Я уже это сделал! — похвастался отец. — Какой-то твой дружок уже сюда звонил и спрашивал, где ты! Мне не понравился его тон.

— Рокки Уолтерс?

— Да-да, какое-то дурацкое имя вроде этого.

— Большое спасибо.

Иэн вышел из ванной с мокрым ирокезом на голове. Он надел красную футболку — ту самую, которая упоминалась в сообщении полиции о его пропаже. Я не могла попросить его переодеться, по-тому что пришлось бы объяснять почему. К тому же я еще не остыла после разговора с отцом, так безжалостно проткнувшим мой крошечный воздушный шарик. Но он наверняка ошибается. А может, просто забыл, каково это. Ведь не зря же революционерами становятся в молодости. Три молодых русских — революция. Три старых русских — всего лишь кучка людей, которые сидят на кухне и спорят, сколько капусты положить в щи.

Иэн снова устроился на кровати и взялся за книгу, но через несколько минут положил ее на живот и уставился в потолок с разводами от протечек.

— Мисс Гулл, вы не могли бы дать мне немного монет?

— Для конфет уже поздновато.

— Нет, мне не для конфет. Для кое-чего другого. Я не могу вам сказать. Это секрет.

— Сколько тебе нужно?

— Наверное, пару долларов.

Я вспомнила о телефоне-автомате в фойе мотеля, и сердце у меня провалилось сквозь кровать прямо на пол. Несмотря на это я бросила Иэну кошелек с мелочью, а потом откинулась на спину и закрыла глаза. Я услышала, как он отсчитал себе столбик монет и вышел из номера.

Итак, все кончено.

Он пошел звонить не в полицию: для этого ему не понадобились бы монеты. Хотя, возможно, он просто не знает, что это бесплатно. Скорее всего, он позвонит учительнице, или родителям, или какой-нибудь тетушке или дяде. Или, кто знает, может, даже в библиотеку. Пастору Бобу. Мне оставалось только глубоко дышать, и следующие пять минут я не занималась ничем другим. Все кончено. Если сейчас он вернется и скажет, что все кончено, что кто-то уже едет, чтобы забрать его отсюда, значит, так тому и быть. Не стану же я похищать его в буквальном смысле слова.