Запретное чтение - [93]

Когда он вернулся, держа в руках какую-то книжечку, я подумала, что это небольшой телефонный справочник. Даже когда он развернул большой лист бумаги у себя на кровати, я долго не могла понять, что это за линии, крошечные озера и слова. Это была повестка в суд, изображение тюрьмы, рисунок розово-зеленого ада. А на самом деле это была карта Квебека.

— Нет, — сказала я, усаживаясь на кровати. — В Канаду мы не поедем. Эта тема уже закрыта.

Иэн возмущенно закатил глаза:

— Вы что думаете, я идиот? Нас арестовали бы прямо на границе. Мне просто кажется, я кое-что понял.

— Что?

— Нет-нет, вы пока читайте. Я еще чуть-чуть посмотрю и скажу.

Я легла на кровать и подняла книгу над головой, свободной рукой играя похожей на губку полиэстеровой тканью покрывала. Мне нужно было время, чтобы свыкнуться с этой мыслью: пока ничего не кончено. Книгой, которую я держала в руке, была «Анна Каренина», из библиотеки Линтона. Наверное, мне хотелось почитать что-нибудь такое, где с первой страницы ясно, что финал может быть только ужасным; что-нибудь такое, где я не стану тешить себя надеждой на счастливую развязку, которой в итоге так и не случится.

— Есть! — воскликнул Иэн и принялся хихикать, весь красный от удовольствия.

Он подхватил подушку и, водрузив ее себе на голову, обхватил обеими руками. Хихиканье переросло в радостный хохот, и очки свалились у него снос.

Я подошла, чтобы посмотреть, что он там такое нашел, и он указал мизинцем на маленькую точку у большого зеленого массива, в нескольких милях к северу от границы Вермонта. Рядом с точкой стояло название города — «Гавр».

Я на секунду задумалась.

— Значит, ты считаешь, что все это произошло… То есть ты думаешь, что твоя бабушка была канадкой?

— Да нет же!

Он хохотал так, как будто выиграл что-то невероятное — королевский титул или приз в лотерее. А еще люди хохочут так, когда узнают, что у них сгорел дом.

— Ну какая же вы недогадливая! — воскликнул он между приступами хохота. — Они проиграли!

Когда он ушел в ванную чистить зубы, я почувствовала, что вот-вот расплачусь. Тут было всего понемногу: голод, усталость, стресс, но самое главное — полученное мною предзнаменование. Я все ждала какого-нибудь знака, надеялась, что мертвая бабушка-солдат подаст нам сигнал, и вот пожалуйста, сигнал получен. Она не сказала нам: «Бегите, ребятки!», не сказала: «Не сомневайся, с ним все будет в порядке» или «Сражайся до конца!». Вместо этого она сказала: «Ты проиграешь». И это была правда, даже мой отец был с ней согласен, и теперь мне было очевидно, что по-другому и быть не могло. Рисунок на обоях расплылся, цифры на электронных часах превратились в одну красную полосу, зеркало замерцало желтым пятном, но от этого было никуда не деться: идти вперед нельзя, возвращаться назад нельзя, оставаться здесь тоже нельзя. А о чем ты думала, взваливая на плечи мешок, полный картошки? Какой финал себе представляла?

Иэн вышел из ванной с зубной щеткой в руке.

— И что самое смешное, никто не угадал! — сказал он. — Правда странно? Я подумал, что это город, которым раньше был Мэнксон, вы решили, что это Нью-Гавана, а библиотекарь сказала, что городок, наверное, просто перестал существовать. А ответ-то был совсем другой! Я-то, типа, подумал, что вы, наверное, правы, ведь вы такая умная, и про библиотекаря я тоже подумал, что она, наверное, права, ведь она здесь живет и все такое. Но на самом деле никто не был прав!

— Кроме тебя, — подытожила я.

Он немного подумал, а потом победоносно поднял над головой щетку и поклонился.

Когда Иэн снова лег на кровать, он даже не потянулся за «Двадцатью одним воздушным шаром», и это меня немного удивило. Судя по тому, в каком месте он заложил книгу гостиничной телепрограммой, он, вероятнее всего, дошел до самого драматического места, где чайка проделывает в воздушном шаре дыру и профессор приземляется на таинственный остров. Однако Иэн не продолжил читать, а вместо этого лежал и смотрел по сторонам, как будто надеялся разгадать еще несколько тайн и развернуть еще парочку карт, в которых найдется ответ на новые загадки.

Я почувствовала себя опустошенной — не могла подобрать нужных слов, не была в состоянии двинуться с места, не представляла, как дальше принимать решения. Я лежала вся разбитая, грохнувшись с высоты революционного запала, а Иэн сидел на соседней кровати и сиял от радости из-за своего открытия. Я решила переложить ответственность на его плечи — уже не в первый раз. Позволяя ему принимать решения, я снимала с себя хотя бы часть вины — и перед лицом правосудия, и перед собственной совестью. Ну а в этот раз мне было это необходимо просто для того, чтобы выйти из состояния паралича.

— Раз ты у нас человек, у которого есть ответы на все вопросы, придется тебе решить: что мы делаем дальше? Денег у нас почти не осталось. Я могу добыть еще, если они будут нам совершенно необходимы, но сегодня мы на мели. Нам едва хватит на обратную дорогу. А попрошайничать мы больше не станем.

Я не собиралась подсказывать ему ответ на мой вопрос, но мне хотелось предоставить ему оправдание на случай, если он готов вернуться домой. Весь этот день, если не считать моего кратковременного энтузиазма, вызванного могильной плитой, меня не оставляло ощущение, что все заканчивается. Заканчивались деньги, заканчивалась страна. И разве же Иэн сам не намекнул мне, что все заканчивается, раз мы наконец-то отыскали его бабушку? Он мог бы заставить нас кружить по Вермонту еще несколько дней, если бы только захотел. А мог бы сказать: «Ой, я что, сказал «Вермонт»? Я имел в виду «Виргиния»!»