Запретная зона - [124]

Отаров невольно закрыл глаза.

— Какого… кода? — прошептал он, побледнев.

— Всех, от первого до восьмого?

— Впервые слышу.

— Давыдов, которого вы убили, тоже состоял в организации?

Молчание.

— Вы не хотите отвечать?

Молчание.

— Кто был инициатором создания фонда «Прометей»?

Ответ скорее всего был заготовлен:

— Я пришел в фонд, когда он уже существовал. По чьей инициативе создавался, не знаю.

— Какова доля партийных денег в фонде?

— Спросите у главного бухгалтера. Я человек маленький — юрисконсульт.

— Неужели? Откуда же у маленького человека счет в заграничном банке?

— С чего вы взяли?

— Ну, это просто глупо, Отаров, — улыбнулся Петр. — Вы прекрасно понимаете, что эти показания дала ваша дочь, а мы получили подтверждение по межбанковской системе. Неужели вы думаете, что Генеральная прокуратура не в состоянии вывести вас на чистую воду? Уж вас-то, Отаров!.. Зачем вам татуировка? Вы что, друг друга в лицо не знаете? Или это пропуск в зону?

Подследственный обреченно опустил голову.

— В какую еще… зону? — по инерции продолжал запираться он.

— Которая находится на месте уничтоженного хутора Елахов в 65 километрах от Днепровска? — наугад забросил Петр и ощутил на себе недоуменный взгляд Каменева. — Вам воды налить?

— Нет.

— Вы не ответили.

— Я ничего не буду отвечать.

Петр закурил, предложил сигарету Отарову.

— На что вы рассчитывали, Георгий Рафаэлович? — спросил он доверительно. — На то, что пятьдесят тысяч долларов помогут вам убежать в Турцию? Или всерьез мечтали управлять людьми, нажимая на клавиши?

После нескольких затяжек к Отарову вернулось спокойствие.

— Опоздали, гражданин следователь, — сказал он ровным голосом. — Вам только кажется, что вы много знаете, на самом деле вы не знаете ничего.

— Вот вы нам и расскажете, — произнес Каменев без ноты сомнения.

— Не думаю, что это может что-нибудь изменить. На клавиши уже не нажимают — на них играют виртуозы, и люди давно танцуют под эту музыку.

— Да что вы! — поднял брови Швец. — А мне вот кажется, что я ни под чью музыку не танцую.

Отаров хрипло засмеялся, закашлялся и, жадно затянувшись в последний раз, погасил окурок. Спичка снова появилась у него в зубах.

— Это только кажется, — сказал он, задумчиво глядя в стену. — Там, наверху, кто-то уже бросил жребий за каждого из нас. Наши жизни, судьбы, как маленькие шарики-планеты, вращаются, повинуясь могучей, но чужой энергии. Их стенки от этого вращения неизбежно стираются, утоньшаются и лопаются, превратившись в мыльные пузыри. И никто не волен определить скорость своего вращения и узнать толщину своих стенок. Никто не знает, что ждет его через час, не говоря о вечности, которой представляется жизнь…

Он замолчал. Каменев и Швец переглянулись, теряясь в догадках, что кроется за этими рассуждениями новоявленного фаталиста.

— Шарики, значит? — усмехнулся Каменев.

— Шарики, — Отаров спокойно поковырял в зубе спичкой.

— Маленькие, да?

— Маленькие, — подтвердил Отароз и показал перламутровый, величиной с бусинку шарик, зажатый между большим и указательным пальцами татуированной руки. — Такие вот, как этот…

Прежде чем Каменев и Швец успели понять, что происходит, Отаров отправил шарик в рот и, улыбаясь, раскусил его.

— Яд!!! — заорал Каменев. Бросившись к Отарову, он повалил его на пол, бесцеремонно разжал челюсти. — Врача!!!

Петр подоспел на помощь, нажав кнопку вызова охраны.

— Голову, голову вниз! — кричал Каменев, вместе с остальными поднимая ноги и туловище самоубийцы.

Следователь, оперуполномоченный и трое охранников разом ощутили, как конвульсивно задергалось тело, поняли, что это была агония, за которой — смерть.

43

— Женька, я тебя очень прошу, сделай что-нибудь, пойди, забери его оттуда, а то они его убьют рано или поздно, — Ника говорила в трубку взволнованно и зло.

— А родители где?

— На дачу поехали.

— Сейчас?.. Зачем?

— Соседка сказала, к ней хулиганы забрались, мебель порубили, все банки в подвале разбиты. В общем, поехали дом посмотреть, а этот кретин…

— Ладно, успокойся и жди. Сейчас я его приведу.

Женька положил трубку, нажал кнопку часов. «Семнадцать часов двадцать семь минут», — объявила китаянка.

Спортклуб «Комета» находился на Никитинской, неподалеку от Сиреневого бульвара. Женька проехал остановку на троллейбусе, уточнил у встречных пацанов, «где тут учат кикбоксингу», и нырнул в указанную подворотню.

Зал охраняли двое «крутых».

— Детки, кто тут на кикбоксинг записывает? — поинтересовался Женька.

«Крутые» заулыбались.

— А не поздно, дядя? — спросил толстомордый.

Женька посмотрел на часы.

— Мама меня до десяти отпустила, — заверил он.

— Туда сейчас нельзя, — сказал другой, с узбекским лицом и вызывающей стрижкой. — Там мастера тренируются.

— К ним мне и нужно.

— Объясняют же вам: нельзя!

— Ну, тогда позовите сюда какого-нибудь мастера, мне поговорить надо, — не отставал Женька.

— Никого звать не будем, нам не положено. Сядьте и подождите у раздевалки, на лавочке, — лениво кивнул толстомордый.

— Да некогда мне ждать, — Женька шагнул к двери.

Толстомордый схватил его, хотел развернуть; Женька повел плечом в направлении его усилий, схватил правой за запястье, а левой толкнул в локоть на излом, впечатав всей плоскостью в стенку. Узбек выбросил вверх согнутое колено правой ноги — движение перед прямым ударом в прыжке, но поставить ногу на ступеньку для толчка не успел: дернув его за штанину, Женька танцевальным па подсек стопу опорной ноги, и привратник приземлился на «пятую точку», отчего глаза его расширились, на мгновение придав лицу узнаваемые славянские черты.