Запретная женщина, или Первая жена шейха - [90]

Шрифт
Интервал

Опустив глаза, я прошипела:

— Как ты посмел устроить мне такое?…

— Я все объясню тебе потом, — прошептал он из-под ихрама. — Мы скоро уходим.

Через какое-то время мы уже ехали в Дубай. До этого, как только мы вышли из сада, я не выдержала и дала волю чувствам:

— Как ты мог так поступить со мной?… Твоя несчастная жена летит к тебе через целый континент, потом несколько часов подряд ждет, пока ты появишься, а ты преспокойно болтаешь с чужими людьми! Ты хоть понимаешь, как я себя при этом чувствовала?…

Он испуганно посмотрел по сторонам и обрушился на меня через крышу машины с упреками:

— Как ты можешь до такой степени терять контроль над собой и устраивать мне сцены прямо на улице?…

«Еще как могу!» — чуть не сорвалось у меня с языка. Но я сдержалась.

Мотор взревел, и машина тронулась с места. Мы ехали молча.

Мутный холодный кисель, в котором в ту ночь утопал Абу-Даби, был хуже английского тумана. Халиду даже пришлось включить дворники. Местами мы просто ползли сквозь влажную мглу на ощупь. Видимость в какой-то момент не превышала пяти метров. Было такое впечатление, что мы едем прямо на какую-то белую стену. Я все думала, что Халид сейчас остановит машину где-нибудь на обочине, но он упрямо продолжал вгрызаться в «стену». У меня от страха временами кружилась голова. Но я не отваживалась даже раскрыть рот, чтобы ещё больше не обострить ситуацию. Момент для выяснения отношений был далеко не самый подходящий. Нашей единственной задачей было не столкнуться с каким-нибудь грузовиком.

Мы долго ползли так сквозь ночь, не произнося ни слова. Когда Халид наконец нарушил молчание, он словно разорвал завесу тумана.

— How is your mother doing?[53]

Я не сразу смогла ответить.

— Слава богу, она не видит мытарств, выпавших на долю её дочери в эту ночь… — наконец произнесла я.

Халид коснулся моей руки, не отрывая глаз от дороги.

— I'm sorry for that, sweetheart[54].

Постепенно пелена тумана поднималась выше и видимость улучшалась. Потом мы вдруг без всякого перехода, в одно мгновение, очутились посреди ясной, прозрачной ночи. Вдали мерцали огни Дубая, и я поняла, что это совершенно бессмысленно — обострять конфликт.


Эта ночь убедительно показала, как невероятно трудно в наших с ним условиях сохранять гармоничные отношения. Причиной всех обид и недоразумений была эта нелепая конспирация. Если бы я стала своей в его стране и семье, ничего подобного бы не происходило. Тем более что я этой ночью своими глазами видела, как арабок выводили в свет и как весело им было под их покрывалами. Единственной из женщин, которой было больно и тоскливо, оказалась я. От этой мысли в моей душе разливалась горечь.

Когда огни города заметно приблизились, я вдруг подумала: а куда мы, собственно, едем? Хотя я добросовестно пыталась научиться выдержке и терпению, эти упражнения все же иногда стоили невероятных усилий.

А зачем нам в пять часов утра ехать в Дубай?

— Сейчас ведь Рамадан.

— Мне очень жаль, но я не вижу здесь взаимосвязи. Он взглянул на меня, увидел, что я раздражена, и ухмыльнулся.

— Сейчас увидишь.

Несколько километров мы опять ехали молча, пока наконец дорога не уперлась в высотное здание. Небоскреб стоял по ту сторону трассы, западнее дубайского Крика.

— Я не вижу здесь никакого отеля. Зачем мы сюда приехали? — спросила я, выйдя из машины.

Халид, задрав голову, посмотрел наверх.

— Вон там наверху — наша новая квартира. Я купил её две недели назад.

Я неотрывно смотрела на него.

— Что там наверху?…

Его глаза светились гордостью, как будто он совершил чудо. Совершенно ошалевшая и не в состоянии произнести ни слова, я пошла за Халидом к дому. После всего случившегося я уже вообще не знала, радоваться мне или ужасаться. Наш только что сошедший со штапеля брак уже получил несколько пробоин.

Небольшая галерея, в которой разместились магазины и бутики, вела к входу. Войдя в дом, мы оказались в просторном мраморном холле. Мои мысли неслись вскачь, воображение лихорадочно рисовало всевозможные картины моего будущего, одна фантастичнее другой. Когда лифт понес нас наверх, я уже не чувствовала ничего, кроме возрастающей тревоги. Айлин, скорее всего, ничего не знала об этой квартире, и я теперь с ней наверняка почти не буду видеться — с ней, единственным доверенным лицом в этой стране!

В то время как Халид величественно шагал по своим новым, вновь приобретенным владениям, я старалась не показать своих крамольных чувств.

— Скоро здесь все будет готово, большой зал будет тоже меблирован, и у тебя будет замечательный дом, — говорил он с воодушевлением.

— Да, конечно…

У меня в этот момент просто не повернулся язык сказать правду и испортить ему всю радость. Я ведь понимала, что он делал это из лучших побуждений, искренне желая сделать мое ожидание, когда «Аллах укажет нам путь», более комфортным.

Когда я утром проснулась, в комнате было темно. Все жалюзи были опущены, так что ни один луч света не мог проникнуть внутрь. Я пошла в ванную и посмотрела на часы — двенадцать.

Вставать было ещё рано: Халид объяснил, что нужно поменять местами день и ночь, поскольку есть и пить во время Рамадана можно лишь после захода солнца.


Рекомендуем почитать
Максим Максимович Литвинов: революционер, дипломат, человек

Книга посвящена жизни и деятельности М. М. Литвинова, члена партии с 1898 года, агента «Искры», соратника В. И. Ленина, видного советского дипломата и государственного деятеля. Она является итогом многолетних исследований автора, его работы в советских и зарубежных архивах. В книге приводятся ранее не публиковавшиеся документы, записи бесед автора с советскими дипломатами и партийными деятелями: А. И. Микояном, В. М. Молотовым, И. М. Майским, С. И. Араловым, секретарем В. И. Ленина Л. А. Фотиевой и другими.


Саддам Хусейн

В книге рассматривается история бурной политической карьеры диктатора Ирака, вступившего в конфронтацию со всем миром. Саддам Хусейн правит Ираком уже в течение 20 лет. Несмотря на две проигранные им войны и множество бед, которые он навлек на страну своей безрассудной политикой, режим Саддама силен и устойчив.Что способствовало возвышению Хусейна? Какие средства использует он в борьбе за свое политическое выживание? Почему он вступил в бессмысленную конфронтацию с мировым сообществом?Образ Саддама Хусейна рассматривается в контексте древней и современной истории Ближнего Востока, традиций, менталитета л национального характера арабов.Книга рассчитана на преподавателей и студентов исторических, философских и политологических специальностей, на всех, кто интересуется вопросами международных отношений и положением на Ближнем Востоке.


Намык Кемаль

Вашем вниманию предлагается биографический роман о турецком писателе Намык Кемале (1840–1888). Кемаль был одним из организаторов тайного политического общества «новых османов», активным участником конституционного движения в Турции в 1860-70-х гг.Из серии «Жизнь замечательных людей». Иллюстрированное издание 1935 года. Орфография сохранена.Под псевдонимом В. Стамбулов писал Стамбулов (Броун) Виктор Осипович (1891–1955) – писатель, сотрудник посольств СССР в Турции и Франции.


Тирадентис

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Почти дневник

В книгу выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Валентина Катаева включены его публицистические произведения разных лет» Это значительно дополненное издание вышедшей в 1962 году книги «Почти дневник». Оно состоит из трех разделов. Первый посвящен ленинской теме; второй содержит дневники, очерки и статьи, написанные начиная с 1920 года и до настоящего времени; третий раздел состоит из литературных портретов общественных и государственных деятелей и известных писателей.


Балерины

Книга В.Носовой — жизнеописание замечательных русских танцовщиц Анны Павловой и Екатерины Гельцер. Представительницы двух хореографических школ (петербургской и московской), они удачно дополняют друг друга. Анна Павлова и Екатерина Гельцер — это и две артистические и человеческие судьбы.