Запретная женщина, или Первая жена шейха - [84]

Наконец я, как под гипнозом, пошла к выходу на посадку. Только когда густая дымка, висевшая над городом, а потом и облака скрыли от меня Эль Кахиру, мои слезы, бежавшие из-под темных очков, постепенно иссякли.

Я, ПЕРВАЯ ЖЕНА ШЕЙХА ХАЛИДА

1990 год начался ужасно. Мне и без того хватало забот, а тут ещё наш домашний врач на основании рентгеновского снимка установил, что я привезла из Египта бактериальное воспаление легких. Я только теперь поняла, почему меня последние дни все время знобило. Ещё в Каире я почувствовала недомогание и слабость, но тогда взяла себя в руки и решила не подавать вида. Думала, что это на нервной почве.

Халид, узнав о диагнозе, сильно встревожился и уже готов был прилететь в Цюрих. Но маме, в конце концов, удалось убедить его в том, что мое состояние исключает какие бы то ни было визиты. Около двух недель я провалялась в постели, глядя, как растет в моей комнате число присланных из Дубая флероповских[51] роз.

Через три недели я наконец смогла прижать к груди Халида. Может, это звучит чересчур патетически, но когда он переступил порог нашего дома, мое сердце бешено забилось. В тот день мы с ним, гуляя вдоль ручья, дошли до скамейки под елями, на которой я часто мечтала об арабских странах. Я была ещё очень слаба, но вся светилась от счастья. И не пыталась даже думать о нашем болезненном расставании в Каире.

Меня не очень интересовало и то, что происходило в Аль Вахе. Если там произошли какие-нибудь изменения, Халид мне сам расскажет, думала я. Так прошли эти три дня. Я радовалась тому, что он рядом и что я выздоровела.

* * *

С тех пор причитающиеся мне отпускные дни и отгулы стали на вес золота: я хотела видеть Халида как можно чаще, поэтому я могла себе позволить только продленный уик-энд. До тех пор, пока я навсегда не перееду в Дубай. И вот я каждый второй четверг садилась в самолет на Абу-Даби, куда прибывала в одиннадцать часов вечера. В Дубай тогда был только один рейс в середине недели, в то время как в Абу-Даби можно было попасть через Эр-Рияд почти каждый день. Там Халид, благодаря Айлин с Ибрагимом, мог за меня не беспокоиться. Иногда они меня и встречали в аэропорту. К тому же Абу-Даби находился на достаточно безопасном расстоянии от Аль Вахи.

Я до сих пор отчетливо помню свой первый полет туда. Я сидела в тесном окружении арабских семей из Саудовской Аравии и европейских бизнесменов, которые, разложив на своих кейсах какие-то очень важные по виду бумаги, весь полет увлеченно штудировали их. Когда самолет приземлился в Эр-Рияде, все пассажиры вдруг как один встали со своих мест, в мгновение ока превратившись в черных призраков. Зрелище было поистине впечатляющим. Эта метаморфоза произошла совершенно бесшумно и незаметно. Мне бросилась в глаза одна высокая белокурая европейка. Она была одета в абайю, но волосы её оставались открытыми.

Я увидела, что она прибыла вместе с какой-то арабской семьей и, судя по всему, была их гувернанткой. Салон опустел. Я как зачарованная смотрела в окно, на объятые вечерней тьмой белоснежные терминалы, похожие на бедуинские шатры. Через сорок пять минут время промежуточной посадки, а вместе с ним и этот сеанс магии закончились, и самолет полетел дальше.

Чаще всего в салоне было не более двадцати пассажиров. Поэтому ко мне не раз приставали с расспросами о причинах моего путешествия в Абу-Даби. Неудивительно: я ведь являла собой довольно экзотическую картину — одна, без покрывала, летит в арабскую страну!

Я терпеть не могла эти расспросы. Что я могла им рассказать? Тем более, что я и сама с каждым разом все больше поражалась тому, насколько неправдоподобной и дикой казалась моя история, как только я пыталась облечь её в слова.

И всё-таки это была реальная история.

Когда Эр-Рияд остался внизу и машина набрала заданную высоту, моего спокойствия как не бывало. Чем ближе был Абу-Даби, тем сильнее становилось мое волнение. Наконец через полтора часа мои муки кончились. Вернее, не совсем. Мне надо было ещё пройти несколько десятков шагов, отделявших нас друг от друга. С дрожащими коленями я вышла из самолета и направилась к паспортному контролю. Служащий в белой гандуре и ихраме бесстрастно пролистал швейцарский паспорт и почти безучастно произнес:

— Вашу визу, пожалуйста.

Я изумленно уставилась на него, глубоко вдохнула и как можно спокойней ответила:

— Моя виза должна быть здесь, в аэропорту.

Халид говорил мне, что я получу её по прибытии. Поэтому вопрос служащего показался мне более чем странным. Я терялась в догадках. Может, что-то случилось? Но тут служащий указал рукой на стеклянную перегородку, за которой гудела возбужденная толпа встречающих. Сквозь стекло был виден лес рук, приветственно махавших прибывшим пассажирам.

Я не поняла его жеста и недоуменно смотрела на служащего. Тогда он, не глядя на меня, пояснил:

— Может, ваша виза там.

Теперь я уже вообще ничего не понимала, но всё же решила последовать его совету и с тяжелым сердцем двинулась в сторону перегородки. Сначала я ничего не видела в этом живом хаосе рук и лиц. Потом вдруг узнала Ибрагима. Он энергично махал мне обеими руками, а потом даже привстал на цыпочки и перебросил на мою сторону какую-то бумажку. Я поймала её на лету, и у меня отлегло от сердца — это была моя виза. Но где же Халид? И почему он не мог мне толком объяснить правила въезда для частных лиц? В общем, он опять был в своем репертуаре, во всем полагаясь на Аллаха. А мне опять надо было к этому привыкнуть.