Запретная женщина, или Первая жена шейха - [78]

В баре спешно сдвигались в сторону кресла. Бармены готовили напитки, из динамиков лилась арабская музыка. Скоро я наконец смогу поговорить с Айлин. У меня весь вечер чесался язык — мне не терпелось поведать ей о моих приключениях.

Наконец выступление началось. Зазвучали барабаны, флейты и гармошки. Наш танцор, в синей джа-лабидже, босиком, с палкой в руке, под унылую мелодию плавно двигался, имитируя поступь верблюда. На губах его играла улыбка. От него исходило какое-то первобытное, магическое обаяние. Мужчины восторженно гудели и подбадривали танцора. Вскоре все вокруг уже просто падали от хохота. Через некоторое время по залу пронеслась его партнерша. На ней был шелковый голубой наряд с золотыми орнаментами и цепями на бедрах. Легкая, как газель, она грациозно вплелась в танец своего мужа. Музыка вдруг стала резко набирать темп. Француженка в экстазе крутила бедрами. Взгляды зрителей застыли, как под гипнозом. Все жадно вбирали в себя это зрелище, не в силах оторвать глаз от бьющейся в конвульсиях белокурой светлокожей женщины. Когда её тело несколько минут подряд вибрировало, как пружина, гром аплодисментов стал усиливаться, пока ритм танца постепенно не уподобился мягкому, упругому дыханию ветра над барханами. Оба танцора вновь виртуозно сплелись в единое целое и продолжили танец.

Потом они вдруг принялись так настойчиво зазывать зрителей на свои «подмостки», что через минуту почти все кресла опустели. Халид не поддался на их агитацию. Когда пригласили на танец меня, я посмотрела на него в ожидании помощи, но это не помогло: мне пришлось выйти в круг.

А поскольку женщины было в явном меньшинстве, то я оказалась в самой гуще кавалеров. Меня подхватывал и кружил в танце то Ибрагим, то Набиль, то кто-нибудь чужой. Вскоре я поборола в себе смущение и заразилась общим весельем. Айлин тоже веселилась от души и залихватски крутила бедрами под бешеные ритмы. Атмосфера становилась все более непринужденной, никто и не думал идти спать.

Вдруг я перехватила мрачный, исполненный ревности взгляд Халида, который со стаканом виски в руке сидел в стороне. С тяжелым сердцем я вернулась на место, терзаясь угрызениями совести. Я молча погладила его руку и ласково улыбнулась ему. На долю секунды мне показалось, что он собирается грохнуть стакан об пол. Но он допил виски и поставил стакан на столик. Уголки его губ сложились в улыбку, однако я знала, что этой улыбке доверять было нельзя.

— Халид, пойдем спать, твоя жена устала, — сказала я, все больше проникаясь тревогой.

— Что ты говоришь! — рассмеялся он искусственным смехом, отвернувшись к танцующим.

В этот момент подошла Айлин.

— Вы меня извините, если я вас покину на пару минут? — сказал Халид и, поднявшись, сел за столик к мужчинам. Я видела, что виски ему не пошло на пользу. Он ведь вообще не привык к алкоголю. Мне вдруг пришло в голову, что у него кроме обыкновенной ревности могла быть и другая причина напиться. Может, он только теперь до конца осознал смысл того, что ему говорил имам. Рано или поздно он должен был вступить в конфликт со своей совестью, с Богом и со всем светом — он, честный, правоверный мусульманин.

А может, все и не так. Во всяком случае, своим поступком он продемонстрировал необыкновенное мужество и силу — сделал больше, чем вообще мог сделать любой любящий мужчина.

Я периодически поглядывала на Халида, чтобы, так сказать, держать ситуацию под контролем. Но тут Айлин вдруг напомнила мне, что я так ни о чем ей и не рассказала.

Она уже была навеселе, но слушала меня с возрастающим интересом. Время от времени она шумно выражала ужас или, наоборот, разражалась звонким смехом. Когда я наконец во всех деталях поведала ей сюрреалистическую историю своего замужества и поездки в Луксор, она уставилась на меня, раскрыв рот и не в силах произнести ни слова.

— Я не могу в это поверить, Верена. Этого не может быть, — сказала она наконец.

— Ну, так мне все объяснил Халид.

— А где это свидетельство сейчас?

— У меня с собой, в сумочке.

Она судорожно глотнула, украдкой покосилась на Халида и сказала:

— Давай выйдем на минутку. Я должна видеть эту бумагу.

Мы скромно сунули свои сумочки под мышки и направились в туалет. Как только за нами захлопнулась дверь, Айлин возбужденно воскликнула:

— Боже мой, Верена, я не могу в это поверить!

Пока я рылась в сумочке, она барабанила пальцами по краю раковины. Я никак не могла понять, почему эта бумага имела для нее такое большое значение.

В конце концов, я вручила ей бумагу и с нетерпением стала ждать её реакции. Её рот от удивления открывался все шире. Чем дольше она изучала арабские письмена, тем стремительнее, судя по всему, неслись её мысли.

Потом она вдруг вскрикнула и пролепетала как в бреду:

— Верена!.. Ты даже не подозреваешь… Ты даже представить себе не можешь, что означает эта бумага! Если ты забеременеешь, то Халид должен будет признать ребенка своим законным наследником…

Я стояла, как истукан, перед зеркалом и ничего не понимала. Какая беременность? Она что, совсем спятила, эта ирландская операционная сестра из Абу-Даби?

— Ах, Айлин, перестань, — ответила я. — Пока Халид не расторгнул свою помолвку в Аль Вахе, все это не имеет для меня никакого значения.