Запретная женщина, или Первая жена шейха - [11]

Шрифт
Интервал

Когда в Афины наконец пришла зима, я вдруг затосковала по заснеженным горам, по своей семье и по рождественским пряникам. А ещё я почувствовала желание начать все сначала. Мне захотелось жизни, полной событий и динамики. Печали и грезы ушли в прошлое. Испытания болью и страданиями успешно завершились. Письма Халида уже не имели на меня прежнего действия. Мои ответы на них становились все реже. В конце концов, я вообще перестала писать ему.

Но именно в тот момент, когда я, решив, что все позади, ощутила мощный прилив новой энергии, произошло непостижимое: Халид «проснулся». Он вдруг неожиданно возник, что называется, на пороге.

Но это случилось через три месяца, в марте 1981 года.

За неделю до Рождества я покинула Грецию так же внезапно и спонтанно, как и приехала туда.


В то мартовское воскресное утро за окном лило как из ведра. Я только успела позавтракать, как зазвонил телефон. «Наверное, мама», — подумала я. Видимо, подошло время очередного «сеанса связи».

— Алло.

— Привет, Верена! Это Халид.

У меня перехватило дыхание. Ответом Халиду была гробовая тишина.

— Ну, как поживаешь? — со смехом спросил он.

Во рту у меня вдруг все пересохло, горло чем-то сдавило, язык словно парализовало. Я была в шоке.

— Алло! Ты меня слышишь?

— Да… Как-то даже… слишком хорошо… — наконец пролепетала я.

— Как ты думаешь, где я? — весело посмеивался Халид.

— Понятия не имею.

— Я в Цюрихе.

Меня чуть удар не хватил. В глазах у меня все завертелось и полетело кувырком, как будто я оказалась прямо под снежной лавиной. Как он смеет делать вид, будто ничего не случилось! Сейчас, когда уже ничего не вернешь… Полтора года через океан летели десятки писем — и все впустую. А этот голос! Чего это он вообще веселится? Неужели он действительно не осознает масштабов всего этого ужаса? Что он о себе возомнил?

Мне хотелось закричать в трубку. Не знаю, что меня от этого удержало. Просто все, наверное, было бессмысленно.

— Верена, ну скажи что-нибудь.

— Не знаю, что и сказать… Я удивлена — что тут ещё скажешь? Я ведь думала, что вообще больше никогда тебя не увижу.

— Серьезно? Ты так думала?…

Его веселье вдруг как-то сразу иссякло. Как будто до него наконец дошла вся серьезность ситуации. Впрочем, он всё-таки как-никак житель пустыни, а там другое ощущение времени. Там каких-нибудь несчастных полтора года — одно мгновение, а для меня это целая вечность.

— Ну ладно, скажи лучше, что тебя так неожиданно привело в Цюрих? И как ты вообще узнал мой номер телефона?

Конечно, я знала, чья это работа.

То, что я оборвала нашу переписку, по-видимому, так встревожило Халида, что он незадолго до моего возвращения в Швейцарию позвонил моей маме.

Это был первый раз, когда он воспользовался нашим номером. Что меня немало удивило. Как мне в Рождество рассказывала мама, он был очень обеспокоен тем, что давно не получал никаких известий из Афин. На что она возвестила ему, что я скоро возвращаюсь в Цюрих и, конечно же, напишу ему. Я этого не сделала. И вот он здесь, в самый разгар моих приготовлений — я только что нашла новую работу и занималась обустройством своей собственной квартиры. Ещё несколько дней назад я подумала: «Наконец-то начинается спокойная жизнь». И вот, пожалуйста!

— Все очень просто: я летел из Калифорнии в Дубай и решил сделать остановку в Цюрихе, чтобы повидать тебя.

— А-а, понятно.

Я так и думала. Только бы сохранить спокойствие. При этом я понимала, что решение Халида упасть мне как снег на голову стоило ему некоторых усилий над собой, ему пришлось переступить через свою гордость. Он ведь не мог знать, как его здесь примут.

Однако его интуиция, которая должна была подсказать ему, что поезд давно ушел, похоже, его подвела. «Какая катастрофа для нас обоих!» — подумала я. Своим «сюрпризом» он только вышиб из равновесия и себя и меня. Мои чувства не могли как по команде вспыхнуть с новой силой. Я лихорадочно соображала, что делать. Все во мне противилось этому «сюрпризу». Но чем дольше я слышала его голос, тем слабее становилось мое сопротивление.

Я поняла, что мы все равно встретимся. Так или иначе.


Увидев маленький скромный отель за вокзалом, я убедилась, что не ошиблась в своем предположении. Этот крюк по пути домой наверняка нанес ощутимый удар по кошельку Халида. Я была почти уверена, что ему для этого пришлось во многом себе отказывать. И это опять же задело какую-то струну в моей душе.

Я собралась с духом и вошла в холл гостиницы. От стойки портье меня окликнул знакомый голос:

— Привет, Верена!

Я обернулась и увидела его. На лице его сияла лучезарная улыбка, как будто ничего не произошло. Я не раздумывая с искренней теплотой обняла его, но он тут же сурово отстранил меня. У меня было такое чувство, как будто я получила пощечину. Он что, не знает, что у нас это вполне обычная форма приветствия? Что это никого ни к чему не обязывает?

Несколько секунд я, совершенно ошеломленная, произносила какие-то пустые, бессмысленные фразы. На лице Халида уже опять застыла знакомая маска — непроницаемый взгляд араба-пустынножителя, который сначала думает и взвешивает каждое слово, прежде чем заговорить. Трудно было не заметить определенного отчуждения. Это причиняло боль. Но я никак не могла понять почему. Может, от сознания того, что всего этого можно было избежать. Что-то где-то не сработало. Но я поклялась себе, что выясню причину при первой же возможности. А пока я решила, несмотря ни на что, вести себя с Халидом как с желанным гостем. Просто потому, что этого требовал долг вежливости и швейцарского гостеприимства.


Рекомендуем почитать
Первый кинопродюсер России Александр Ханжонков

Брошюра рассказывает о творческой деятельности и нелегком жизненном пути первого российского кинопредпринимателя Александра Алексеевича Ханжонкова. Его имя можно поставить в ряд с именами выдающихся русских предпринимателей Третьякова, Морозова, Мамонтова, деятельность которых никогда не сводилась исключительно к получению прибыли – они ставили перед собой и решали задачи, сопряженные с интересами своего Отечества, народа и культуры. Его вклад в развитие российской кинематографии грандиозен, хотя в полной мере и недооценен.


Апостолы добра

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Храм Богов

Книга «Храм Богов» — это откровения общественного деятеля Павла Пашкова о нелегкой борьбе за леса России. Миллионы гектар девственной тайги сдают в аренду Китаю под уничтожение на 49 лет, а тех, кто пытается противостоять этому, запугивают или убивают. От границы с Финляндией до побережья Тихого океана — идет уничтожение лесов. Природа стала лишь объектом заработка очень больших денег. Мы стоим на последнем рубеже: пора отстоять нашу землю.


Переход через пропасть

Данная книга не просто «мемуары», но — живая «хроника», записанная по горячим следам активным участником и одним из вдохновителей-организаторов событий 2014 года, что вошли в историю под наименованием «Русской весны в Новороссии». С. Моисеев свидетельствует: история творится не только через сильных мира, но и через незнаемое этого мира видимого. Своей книгой он дает возможность всем — сторонникам и противникам — разобраться в сути процессов, произошедших и продолжающихся в Новороссии и на общерусском пространстве в целом. При этом автор уверен: «переход через пропасть» — это не только о событиях Русской весны, но и о том, что каждый человек стоит перед пропастью, которую надо перейти в течении жизни.


Так говорил Бисмарк!

Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.


Октябрьские дни в Сокольническом районе

В книге собраны воспоминания революционеров, принимавших участие в московском восстании 1917 года.