Запретная женщина, или Первая жена шейха - [12]

Шрифт
Интервал

Недолго думая я предложила ему свою квартиру. Тем более что это значительно облегчило бы его пребывание в Цюрихе и в материальном отношении.

Я до сих пор помню, как грустно мне было видеть его в таком безликом, неуютном отеле. Боже, кто меня просил проявлять эту заботу! Я и не подозревала в тот момент, в каком щекотливом положении мы оба окажемся из-за моего дурацкого гостеприимства.

Мы загрузили тяжелый чемодан в мою машину и поехали в Старый город. Мы чуть было не поссорились из-за того, что Халид непременно хотел сам сесть за руль. Мне было совершенно непонятно, зачем это ему понадобилось — в чужом городе, на чужой машине, к которой ещё нужно приноровиться! Я же тогда не знала, что для него это серьезный удар по самолюбию — роль пассажира в автомобиле, который ведет женщина. Ведь он же никогда мне ничего не объяснял.

Последние метры до моего дома мы шли пешком. Дождь все ещё не кончился. И я не понимала, почему Халид предпочел промокнуть, вместо того чтобы идти со мной под моим зонтиком. Насколько я помню, в Англии мы много раз ночью возвращались домой под руку — во всяком случае, в последние дни. И Халид даже два раза по-настоящему поцеловал меня: во время конной прогулки и потом ночью накануне отъезда.

Атмосфера нашего общения у меня в квартире была настолько гнетущей, что нам обоим вскоре захотелось выйти в город. И мы несколько часов бродили по узким улочками Старого города, пока не подошло время ужина. В ресторане у реки Халид наконец оттаял. Он смеялся и шутил. Но я чувствовала, что это была наигранная веселость. Внутри у него, похоже, все бурлило. Это были не те глаза, которые я знала когда-то.

Все вопросы отскакивали от него, как мячик от стенки.

— Все-то тебе нужно знать, Верена! — отшучивался он.

Но этот шутливый тон после всего, что произошло, казался, по меньшей мере, странным. В конце концов, я тоже принялась подыгрывать ему и попробовала посмотреть на нашу встречу с юмором. Может, Халиду просто нужно некоторое время, чтобы сказать мне, зачем он приехал. Я не могла и представить себе, что потом у нас уже не будет ни случая сказать нужные слова, ни самих слов.

Дома непринужденность Халида как ветром сдуло. Я видела, что он чувствует себя не в своей тарелке и хотел бы как-то изменить ситуацию. Но как? Я уже почти раскаивалась в своем гостеприимстве. Халид сидел, как статуя, в кресле, я смущенно перебирала кассеты с музыкой и нервно курила. Временами мы по несколько минут подряд не произносили ни слова. В комнате царила гнетущая, почти удушающая атмосфера. Все мои попытки расшевелить его были напрасны. Он неизменно отвечал, что все в порядке, и просил меня не беспокоиться. Постепенно я и сама начала испытывать тот же дискомфорт, что и он.

Теперь-то я уже знаю, что на родине Халида женщина с определенного момента не смеет даже поднять глаз на своего избранника, не говоря уже о том, чтобы приглашать его к себе в гости.

И я до сих пор не могу понять, почему Халид сразу же не отказался от моего приглашения, для нашей же общей пользы.

В конце концов, я заперлась в ванной и надела пижаму. Я даже натянула носки, чтобы, не дай бог, не оскорбить его и сантиметром обнаженной кожи.

Халид, наверное, даже во сне не мог себе представить, что в такой цивилизованной стране, как Швейцария, многие люди живут в одной-единственной комнате. Тем более что в пустыне все поражает размахом и ширью и дома выглядят такими мощными и просторными. «Ну, как бы то ни было, завтра уж он как-нибудь адаптируется», — подумала я. Мне, наверное, просто нужно поскорее лечь спасть, и ему станет легче. Кроме того, было уже поздно, а мне завтра нужно было рано вставать.

Прежде чем лечь, я сказала Халиду, что он может слушать музыку, сколько хочет. Как только я нырнула под одеяло, он встал, сделал музыку тише и выключил свет. Я ворочалась с боку на бок, но заснуть в таком состоянии было невозможно. Притворяясь спящей, я сквозь ресницы наблюдала за ним — мне было видно его лицо в свете свечи. Он как-то странно смотрел в мою сторону. Время шло, я изредка тайком поглядывала, что он делает. Но его взгляд по-прежнему был прикован к кровати. Что же в нем происходило? Мне уже становилось не по себе.

— Халид, ты же устал и хочешь спать… Ложись, наконец… — пробормотала я. — Здесь хватит места на троих…

Он не ответил.

— Послушай, если ты стесняешься, я лягу на полу, для меня это не проблема, — продолжала я увещевать его.

— Верена, не беспокойся за меня. Все нормально.

— Ну как «не беспокойся»? Ты же пролетел полмира, у вас там сейчас совсем другое время суток, ты должен просто валиться с ног от усталости!

— Пожалуйста, спи!.. — уже почти со злостью ответил он.

Я не поверила своим ушам. Только этого командного тона мне ещё и не хватало. Я беспокоюсь о его здоровье, делаю все, чтобы он чувствовал себя в чужой стране как дома, — и вот результат! Я раздраженно повернулась на другой бок и решила предоставить его самому себе.

Какое-то время я лежала неподвижно. Потом терпение мое лопнуло.

— Да черт бы тебя побрал! Ты ляжешь наконец или нет? Ты что, не понимаешь, что я так никогда не усну?… Можешь не раздеваться и даже не снимать ботинки!


Рекомендуем почитать
Максим Максимович Литвинов: революционер, дипломат, человек

Книга посвящена жизни и деятельности М. М. Литвинова, члена партии с 1898 года, агента «Искры», соратника В. И. Ленина, видного советского дипломата и государственного деятеля. Она является итогом многолетних исследований автора, его работы в советских и зарубежных архивах. В книге приводятся ранее не публиковавшиеся документы, записи бесед автора с советскими дипломатами и партийными деятелями: А. И. Микояном, В. М. Молотовым, И. М. Майским, С. И. Араловым, секретарем В. И. Ленина Л. А. Фотиевой и другими.


Саддам Хусейн

В книге рассматривается история бурной политической карьеры диктатора Ирака, вступившего в конфронтацию со всем миром. Саддам Хусейн правит Ираком уже в течение 20 лет. Несмотря на две проигранные им войны и множество бед, которые он навлек на страну своей безрассудной политикой, режим Саддама силен и устойчив.Что способствовало возвышению Хусейна? Какие средства использует он в борьбе за свое политическое выживание? Почему он вступил в бессмысленную конфронтацию с мировым сообществом?Образ Саддама Хусейна рассматривается в контексте древней и современной истории Ближнего Востока, традиций, менталитета л национального характера арабов.Книга рассчитана на преподавателей и студентов исторических, философских и политологических специальностей, на всех, кто интересуется вопросами международных отношений и положением на Ближнем Востоке.


Намык Кемаль

Вашем вниманию предлагается биографический роман о турецком писателе Намык Кемале (1840–1888). Кемаль был одним из организаторов тайного политического общества «новых османов», активным участником конституционного движения в Турции в 1860-70-х гг.Из серии «Жизнь замечательных людей». Иллюстрированное издание 1935 года. Орфография сохранена.Под псевдонимом В. Стамбулов писал Стамбулов (Броун) Виктор Осипович (1891–1955) – писатель, сотрудник посольств СССР в Турции и Франции.


Тирадентис

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Почти дневник

В книгу выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Валентина Катаева включены его публицистические произведения разных лет» Это значительно дополненное издание вышедшей в 1962 году книги «Почти дневник». Оно состоит из трех разделов. Первый посвящен ленинской теме; второй содержит дневники, очерки и статьи, написанные начиная с 1920 года и до настоящего времени; третий раздел состоит из литературных портретов общественных и государственных деятелей и известных писателей.


Балерины

Книга В.Носовой — жизнеописание замечательных русских танцовщиц Анны Павловой и Екатерины Гельцер. Представительницы двух хореографических школ (петербургской и московской), они удачно дополняют друг друга. Анна Павлова и Екатерина Гельцер — это и две артистические и человеческие судьбы.