Запоздалый дневник - [18]
У бараков не было даже уборной — деревянной будки. Бегали в сарайчик за 80—100 метров. В школе, правда, была уборная. Хозяйка работала дояркой. Помню, что коровы на ферме болели бруцилезом. Это заразная болезнь. Почему тогда не резали скот — не знаю. Помню, что Мария Ивановна, так буду звать хозяйку, приходила с работы такая уставшая. Ведь за 10—15 больными коровами какой уход нужен! Молоко уничтожали. Его нельзя было употреблять. Коров лечили, но все равно и мясо нельзя было есть. Видимо для цифр плана коров не уничтожали.
В начале 1954 года прошел пленум ЦК КПСС об освоении целинных земель. Целину призывали осваивать молодеж, прежде всего комсомольцев. Пропагандистский бум был огромный. Подъем в комсомоле был оглушительный. Молодеж звали на невиданные земли для создания новой жизни, своей молодежной.
Уже весной 1954 года потянулись поезда в Казахстан, на Алтай с молодежью. Я, конечно, решила тоже поучаствовать, но уже агрономом. Подала заявление в Свердловский сельскохозяйственный институт. Поступила. Приехала домой. И тут комсомол меня перехватил и уговорил работать освобожденным секретарем комсомольской организации нашей школы. А вскоре в сентябре утверждена заведующим отделом пионеров и учащейся молодежи РК ВЛКСМ.
22 ФЕВРАЛЯ 2011 ГОДА
Мне грустно на тебя смотреть,
Какая боль, какая жалость!
Знать, только ивовая медь
Нам в сентябре с тобой осталась.
Чужие губы разнесли
Твое тепло и трепет тела.
Как будто дождик моросит
С души, немного омертвелой.
Ну что ж! Я не боюсь его.
Иная радость мне открылась.
Ведь не осталось ничего,
Как только желтый тлен и сырость.
Ведь и себя я не сберег
Для тихой жизни, для улыбок.
Так мало пройдено дорог,
Так много сделано ошибок.
Смешная жизнь, смешной разлад.
Так было и так будет после.
Как кладбище, усеян сад
В берез изглоданные кости.
Вот так же отцветем и мы
И отшумим, как гости сада…
Коль нет цветов среди зимы,
Так и грустить о них не надо.
Сергей Есенин
Поездила же я на попутных лошадях и машинах, а часто, и пешком по району! Четыре года, в том числе один год литературным сотрудником районной газеты. Позволили мне очень близко увидеть жизнь села. Начинаний тогда в совхозе было много и прежде всего — кукуруза. Если до 1956 года ее сеяли всего 10 гектаров колхоз «Серп и Молот», то после заставили всех. Хотя в моей памяти сохранилось, как мы в 1954 году ездили под Теплую гору, в Каяшино, это в десяти километрах от села, на уборку кукурузы. Иван Павлович, председатель колхоза, где-то узнал, как полезен силос из кукурузы для коров. Закупил зерно кукурузное и посеял 10 гектаров. Кукуруза выросла выше моего роста в полтора раза. Мы рубили ее топором, потом ее измельчали и закладывали в силосную яму около фермы.
Удой молока резко вырос, колхоз окреп и первый стал колхозом-миллионером.
А когда стала разнарядка на посев, то увеличили площадь в несколько раз. Обрабатывать не успевали, да и не чем было. До молочно-восковой спелости початков доходило редко. Квадратно-гнездовой метод сева требовал такого умения и ответственности, что от райкома партии даже направляли уполномоченных в колхозы.
Меня, двадцатилетнюю девчонку направили в колхоз имени Ленина. А там был председатель такой зубр — Николай Васильевич. Я пришла в Малоустьикинск, он, смеясь, съездил со мной в поле, показал. Что сев идет, как надо, научил меня, что сказать в райкоме, и я уехала.
Еще была одна компания — утиная. Чтобы удовлетворить спрос населения на мясо, решили по всей стране разводить уток. Быстро и сердито.
Но где взять столько яиц утиных?
Каждому райкому комсомола было спущено задание — собрать у населения столько-то яиц и отвезти на инкубаторы.
Вот весь райком комсомола ездил по деревням, обходил дома, у кого были утки, и просили отдать сколько-нибудь яиц. Ездили даже в соседний район Свердловской области. Перевозка, перетряска, долгое лежание приводило к тому, что большинство яиц были уже негодные. Кое-где, конечно, утинные фермы все-таки возникли, например в Бобино. Там был пруд, и утки могли там жить. Потом в этом пруду завели даже карпа. Это сделали уже при Борисе Ильиче.
В райкоме ВЛКСМ было две лошади — Метеор и Угадай. Первый был такой резвый, что на нем ездили в основном мужчины. Я стала ездить только зимой 1956—57 года, когда вела политкружок для комсомольцев в колхозе в Бобино. Приезжала я туда на метеоре к восьми часам вечера.
Молодеж освобождалась от работы вечером (дойка, ремонт техники), ужинали и к восьми часам приходили в правление колхоза на занятия.
Один час мы беседовали, я им рассказывала новую тему, и около десяти вечера я уезжала домой.
Помню одну поездку. Метеор сходу от Бобино взял резво, не останавливаясь на передых — мчался. А я думаю, сидя в кошеве, удерживая его (а он меня не слушается), что как-нибудь долететь до горы за Мало Усть-Икинском. В гору он все равно не поскочит. Так и случилось. А дальше равнина, потом опять под гору. Боялась, но он уже не мчался так, как взял после стоянки.
А Угадай наоборот был ленивый, его не заставишь бежать, хоть замерзай в кошеве.
Так однажды и случилось. Поехала я зимой в деревню Теляшево, за Бобино в километрах пяти-шести. Зима, холодно, замерзла. Вылезла из кошовки, думаю, пройдусь, чтобы согреться. А Угадай возьми и побежи! Я за ним, кричу — пру, пру!!! А он, наоборот, прибавляет скорость. Еле догнала, но согрелась. Доехала до своих в Бобино, отдохнула и поехала дальше.
