Запоздалый дневник - [14]
Только один раз я помню, пошла в лаптях в школу в весеннюю распутицу. Ноги сразу же промокли. По дороге, на Ростанях встретила маму. Она вернула меня домой и не отпустила в школу в лаптях. Она считала, что в школу в лаптях ходить стыдно и заставила меня одеть какую-то кожанную обувь, пусть большую, но кожанную. Зимой у нас всегда были валенки. В деревне было несколько мастеров, которые валяли катанки. И каждые два-три года они обновлялись, так как ноги у нас девочек росли.
Уже после войны, когда появились галоши, кроме катанок-валенок делали вторую пару — чесанки. Они отличались от катанок более тщательной обработкой и шерсти, и технологии катания. Стенки были тонкие, подгонялись под размер галош. Их носили по праздникам и в сырую погоду. После войны стало возможно иметь и хромовые сапоги. Их шил мастер-сапожник Иван Кустиков. Иметь такие сапожки было мечтой, хотя они были по форме, как мужские, только маленького размера. Где-то в конце сороковых, в начале пятидесятых появились баретки. Это обувь из ткани. Баретки были беленькие или синие, как нынешние кеды, только в форме туфелек. Мечта!
Отец пришел из армии после войны в шинели.
Помню, что мне из нее сшили пальто. Оно было теплое, длинное на вырост и тяжелое. С этим пальто связан один трагикомический случай. Я была большая книгочея. Постоянно часто бегала в сельскую библиотеку менять книги. Библиотека располагалась в одной комнате под сельсоветом, в том же доме, что и правление колхоза. И вот однажды зимой я взяла очередную книгу. Помню даже какую — «Железный поток» Серафимовича. Засунула ее под мышку, руки в карманы и и ду. Перед домом спохватилась, а книги нет! Меня обдало страхом — где потеряла, по дороге или в библиотеке. Пошла обратно, рыская по дороге — туда, сюда. Дошла до библиотеки, боюсь войти. Заглядываю в окно, надеясь увидеть. Ни-че-го! Так и не нашла. Долго не ходила в библиотеку, думала, что с меня потребуют замену или деньги. Ни того, ни другого не было. Дома, естественно, не сказала, что потеряла казенную книгу.
8 ФЕВРАЛЯ 2011 ГОДА
Коль любить, так без рассудку,
Коль грозить, так не на шутку,
Коль ругнуть, так сгоряча,
Коль рубнуть, так уж сплеча!
Коли спорить, так уж смело,
Коль карать, так уж за дело,
Коль простить, так всей душой,
Коли пир, так пир горой!
А. К. Толстой
Во время войны свадеб в деревне не было. Жениться было некому, все взрослые парни были на фронте, вернулись немногие. Кто вернулись, вскоре стали играть свадьбы. К этому времени, то есть к 1946—48 годам подросли девочки, ставшие уже девушками. Это ровестницы Татьяны или чуть постарше. На нашей Перевышинской улице свадьбу после войны сыграли Крючков Иван, впоследствии Иван Павлович, наш многолетний, успешный председатель колхоза «Серп и Молот». Он женился на Нюре, нашейдальней родственнице. Ее мама, тетка Наталья одно время жила у нас, когда я еще качалась в зыбке. Это при ней лопнула пружина, на которой качалась люлька и я выпала из нее. Упала на лицо, сломала нос и ключицу. Так мой нос и ключица до сих пор живут с наростами. Меня даже врачам не показывали. Как вспоминала мама, тетка Наталья такую взбучку словесную дала отцу за плохо укрепленную пружину, говоря, что по его вине я могу остаться калекой. Пронесло!
Так вот, помню, как играли свадьбы. Все было в зимнее время. Лошади были только в колхозе, вся упряж, конечно, в военное время поизносилась. Но все равно, что-то находили, чтобы украсить лошадей.
Свадьбы игрались не менее недели. Самое интересное было первые два дня, когда выкупали невесту и когда невеста вывешивала все полотенца в доме жениха и одаривала близких его родственников. Женщины и ребятишки шли пучеглазничать в дома, смотреть, что подарили, как украсила невеста дом, как пели-плясали. Никто не выгонял зрителей, наоборот, взрослым даже подносили рюмочку, а детям какие-то сладости.
Это своеобразный театр был. Взрослые потом еще долго обсуждали свадьбу, кто с кем подрался и по какому поводу. А драчунов в деревне знали. Чаще всего это былипарни, где драка была семейной традицией. К таким семьям и относился наш Николай Степанович Копытов. Его старшие братья были буяны. А когда Николай пришел свататься к Тане, то родители, конечно, знали об этом. И сам Николай, чуть позже едва не попал в тюрьму из-за драки уже после фронта.
В пьяном виде подрался с башкирским парнем, дрался ремнем и попал в глаз. Тот лишился глаза.
Николай уехал в Свердловск и стал летать в качестве механика в Гражданской авиации. В 1949 году приехал в отпуск и посватался к Тане. Быстро сыграли свадьбу, и они уехали в Свердловск. А суда все еще не было. Николай был как бы подсудный и все ждали, чем все кончится. Переживаний было много. Уже родился Юра в 1950 году, только тогда суд закончился оправданием за недоказанностью.
И вообще, суды того времени были действительно суровые.
Пример. Мама работала сторожем в детском санатории, отец работал там же завхозом. В 1948 году осенью в склад, который находился на хоздворе санатория, где были конюшня для лошадей и стояла избушка для конюхов, жил башкирский подросток 16—17 лет. Он был конюхом. И вот в одну из ночей он залез на склад и украл конфеты, печенье и еще что-то из еды. Вора, конечно, сразу нашли и посадили на 8 лет. Осудили и маму на 3 года, как сторожа, что не углядела.
