Запомните нас такими - [11]

Сиреневого цвета журнал «Москва» уже мелькал в пределах досягаемости, в руках знакомых и друзей, и можно было ухватить, уговорить, умолить: «На один день! На одну ночь! Клянусь — я привезу вам на работу, встречу вас с журналом у проходной!» Все так и делали. Журнал выхватывали друг у друга — на несколько часов — и торопливо дочитывали — в транспорте и двигаясь пешком: «Ну еще каплю, еще глоток!..» Ничего слаще не было тогда.

Я, однако, почему-то не спешил, оттягивал встречу, словно надеясь, что она произойдет как-то особенно радостно, не в спешке и не на бегу. Я словно чувствовал себя обязанным оказаться на высоте, выстроить, сочинить встречу так, чтобы она была необыкновенной. Булгаков возвращал нас в яркий, праздничный мир, и нам так хотелось быть достойными его учениками. Унижаться, выпрашивать журнальчик — это было как-то не по-булгаковски... А по-булгаковски — было так.

Я ехал на Карпаты к друзьям, кататься на лыжах. Предвкушение счастья переполняло меня. Только что был Львов, показавшийся мне за те два часа, что я проболтался в нем, необыкновенным, уютным, элегантным, — и вот за окнами пошли снежные горы, с елок ссыпался снег и, падая, успевал сверкнуть на солнце красным, зеленым и синим.

Я чувствовал какой-то радостный голод — но почему-то был уверен, что скоро поем, и поем как-то необыкновенно. Я знал, что въезжаю в праздник. Почему-то я был в вагоне один, что было очень странно. Булгаковщина началась еще до того, как я начал читать: все мы ее жадно ждали, уже давно. И вдруг — со скрипом отъехала дверь — и вошел один человек: карпатский житель, в черном, цвета дегтя, тулупе, в пахучих валенках и — с кастрюлей в рюкзаке. Его непривычное для нашего взгляда лицо, какое-то острое, узкое, розовое от загара, сияло золотой улыбкой. Он раскрыл передо мною кастрюлю — и я буквально пошатнулся от волшебного запаха: горячая, самодельная кровяная карпатская колбаса! Я купил сразу три штуки — и надкусил сразу все! Упоение! Полное счастье? Оказывается, это еще не все. Вдруг снова отъехала дверь — и вошел... не какой-то случайный пассажир — вошел... продавец журналов — Булгаков, ясное дело, назвал бы его как-то повеселей. Продавец протянул ко мне брезентовую сумку, и там кроме пары газет лежали два сиреневых журнала — два номера «Москвы» с булгаковским романом. Вот так и должно это было произойти!

Я жадно откусывал кусок пахучей колбасы — и тут же «кусал» кусок романа. Вот это было уже полное счастье! Иногда я кидал взгляд за окно, там сверкали снежные горы — и там все было прекрасно!

Не много было в моей жизни таких счастливых минут! Но и Булгаковы появляются не часто.

Потом — мы уже старались по-булгаковски жить, и женщины наши натирались кремом Азазелло и летали, как Маргарита, и мы чувствовали себя мощными и блистательными, произнося: «Осетрина бывает только одной свежести: первая, она же последняя», «Ты бы еще винограду сверху положил!» (эта фраза для друзей на веселой гулянке) и — «Никогда и ничего не просите: сами предложат и сами все дадут!» — эти слова поддерживали нас в тягостные минуты. Булгаков поднялся из хляби, как остров, и все мы уцелели благодаря ему. И до сих пор — чуть что, мы тянемся к Булгакову. «Маэстро! Урежьте марш!»

Кузнец своего несчастья

На вопрос, кому улыбается «госпожа Удача», хочу ответить сразу и категорично: тем, кто ее, Удачи, достоин, тем, кто не спешит получить все сразу — без упорных усилий, без очереди, а порой и без достаточных оснований. Все неудачи отсюда.

Для иллюстрации своей мысли расскажу (пока без комментариев) две житейские истории, знакомые мне не понаслышке.

ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ. Аспирантка Р. успешно закончила работу над диссертацией. Перед самой защитой вдруг обнаружилось, что в ее деле не хватает справок о сдаче двух экзаменов кандидатского минимума. Заведующий кафедрой предложил аспирантке сдать эти экзамены заново. Но она обиделась, забрала диссертацию и поехала в Москву, в головной институт. Там ее диссертацию прочли и увидели, что одна из глав имеет сходство с работой другого автора. Предстояла тщательная проверка. Оскорбленная обвинением в плагиате (видимо, действительно незаслуженном), аспирантка вновь забрала диссертацию и вернулась домой. Но вот беда — на прежнем месте к ней уже установилось определенное негативное отношение. Теперь жалуется на то, что окружена одними врагами, что жизнь несправедлива и жестока, что пробиться таланту честными путями невозможно.

ИСТОРИЯ ВТОРАЯ. У инженера Б., работающего в одном из крупных объединений, появилась идея замечательного прибора. Хоть работа эта не входила в планы его лаборатории, но все, как могли, сверху донизу пытались помогать ему. Он сделался популярен — молодой, талантливый! Его всячески приветствовали, выбирали в разные общества и комиссии, в частности, выдвинули в комитет народного контроля, — все горячо верили, что их «неформальный лидер» наведет наконец порядок! И тот не подвел: для начала энергично обследовал работу столовой, нашел вопиющие злоупотребления, добился увольнения директора столовой и далее заместителя директора объединения.