«Запомните меня живым». Судьба и бессмертие Александра Косарева - [59]
Сталин строил так, что через много лет гениальный русский поэт Иосиф Бродский напишет о нем:
«Он правил страной почти тридцать лет и все это время убивал.
Он убивал своих соратников (что было не так уж несправедливо, ибо они сами были убийцами), и он убивал тех, кто убил этих соратников.
Он убивал и жертв, и их палачей.
Потом он начал убивать целые категории людей — выражаясь его же языком: классы. Потом он занялся геноцидом.
Количество людей, погибших в его лагерях, не поддается учету. Как не поддается учету количество самих лагерей, в той же пропорции превосходящее количество лагерей Третьего рейха, в которой СССР превосходит Германию территориально.
В конце пятидесятых годов я сам работал на Дальнем Востоке и стрелял в обезумевших медведей-шатунов, привыкших питаться трупами из лагерных могил и теперь вымиравших оттого, что не могли вернуться к нормальной пище.
И всё это время, пока он убивал, он строил. Лагеря, больницы, электростанции, металлургические гиганты, каналы, города и т. д., включая памятники самому себе.
И постепенно все смешалось в этой огромной стране. И уже стало непонятно, кто строит, а кто убивает. Непонятно стало, кого любить, а кого бояться, кто творит Зло, а кто — Добро. Оставалось прийти к заключению, что все это — одно».
Косарев слушал умелую гармонь надзирателя военной тюрьмы и чувствовал, как его тюрьма, его одиночная камера отсчитывают дни и часы, которые ему осталось прожить. На этой земле. В этой стране, которую он тоже строил и в которую верил.
Как теперь говорят, «по жизни» человек веселый, жизнерадостный, смешливый, который умел так завести ребят словом, что те готовы были идти за ним, куда угодно — Косарев даже в камере пытался не унывать, вспоминая самое жизнерадостное, что удалось сделать комсомолу. Потому что времени у него тут было хоть отбавляй. Ну вот, например, как он вернул комсомолу гармонь.
Косарев, наверное, сам точно не помнил, с чего началась эта странная история. Может быть, еще с пензенских времен, когда Косареву было еще далеко и до Москвы, и до Кремля со Сталиным. Вроде бы с разговора в одной деревне с комсомольцами насчет того, что гармонь осталась единственно доступным инструментом (как теперь гитара!). Но кто владеет ею? Кулацкие сынки приманивают молодежь на свои посиделки.
Напомним, что шел 1928 год.
И в городе не лучше — с гармонью шатаются по улицам пьяные гуляки.
То, что гармонь почти всегда сопровождает пьяное застолье, Косарев вынес из детских впечатлений, с рабочей окраины. Еще с Большой Семеновской.
И к тому времени он уже прочел об этом у Горького в «Матери»:
«Павел сделал все, что надо молодому парню: купил гармонику, рубашку с накрахмаленной грудью, яркий галстух, галоши, трость и стал такой же, как все подростки его лет. Ходил на вечеринки, выучился танцевать кадриль и польку, по праздникам возвращался домой выпивши и всегда сильно страдал от водки. Наутро болела голова, мучила изжога, лицо было бледное, скучное».
А что если заставить гармонь служить комсомолу? Такая мысль не приходила в голову ни одному из лидеров комсомола. А их сменилось уже пять, и у руля стоял Николай Чаплин, которого расстреляют в год ареста Косарева, в 1938-м.
Косарев решил заявить инициативу насчет гармони в прессе, и первой громыхнула «Комсомольская правда»: «Гармонь — на службу комсомолу».
Это все равно, как если бы в восьмидесятые годы провозгласили: «Гитару — в каждый двор!»
Однако же гармошка крепко ассоциировалась с пьяными разгулами и «мещанством», которого почему-то более всего опасались в молодежной среде СССР, как чего-то стыдного, хотя мещанин — это просто гражданин. И началась дискуссия. Стране грозил раскол. Одни ратовали за гармошку, другие выступали резко против.
Настоящей сенсацией для фанатов гармони прозвучала статья Демьяна Бедного. Заметив, что гармоника во все времена играла вовсе «не для мужика Епишки», Бедный процитировал свои странные стихи:
В ответ оскорбленные комсомольцы полезли в словарь Брокгауза и Эфрона, где отыскали статью, в которой говорилось, что гармонь вытеснила на Руси все другие народные инструменты! В том числе и гусли, которые мечтал вернуть народу Демьян Бедный, как и черносотенец Пуришкевич.
Появлялись заявки и посерьезней. Когда белоэмигрантская газета написала о том, что комсомол дискредитировал себя до такой степени, что приходится завлекать молодежь в организацию гармонью.
Косарева вызвали в губком партии, отругали.
Тут за гармонь неожиданно вступился Луначарский, но с весьма странными аргументами.
«Взявшись за гармонику, — говорил он, — комсомол учел, что популярная на селе балалайка не голосиста, ей не под силу организовать вокруг себя массы».
Луначарский, очевидно, хотел напомнить, что на Руси балалайкой хорошо владели в основном скоморохи и пастухи, так как они не имели своего хозяйства и не были обременены заботами по дому, и потому они могли совершенствоваться в игре. Впрочем, крестьянам было не до музыки.
Но как-то стыдливо умолчал Анатолий Васильевич про выдающихся музыкантов-балалаечников России — о Василии Андрееве, о Николае Фомине, о Борисе Трояновском, об Александре Доброхотове, игрой которых восхищалась вся Европа.
Впервые в серии «Жизнь замечательных людей» выходит жизнеописание одного из величайших святых Русской православной церкви — преподобного Серафима Саровского. Его народное почитание еще при жизни достигло неимоверных высот, почитание подвижника в современном мире поразительно — иконы старца не редкость в католических и протестантских храмах по всему миру. Об авторе книги можно по праву сказать: «Он продлил земную жизнь святого Серафима». Именно его исследования поставили точку в давнем споре историков — в каком году родился Прохор Мошнин, в монашестве Серафим.
Книга к. т. н. Евгения Миронова «Чернобыль: необъявленная война» — документально-художественное исследование трагических событий 20-летней давности. В этой книге автор рассматривает все основные этапы, связанные с чернобыльской катастрофой: причины аварии, события первых двадцати дней с момента взрыва, строительство «саркофага», над разрушенным четвертым блоком, судьбу Припяти, проблемы дезактивации и захоронения радиоактивных отходов, роль армии на Чернобыльской войне и ликвидаторов, работавших в тридцатикилометровой зоне. Автор, активный участник описываемых событий, рассуждает о приоритетах, выбранных в качестве основных при проведении работ по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.
Предлагаемые воспоминания – документ, в подробностях восстанавливающий жизнь и быт семьи в Скопине и Скопинском уезде Рязанской губернии в XIX – начале XX в. Автор Дмитрий Иванович Журавлев (1901–1979), физик, профессор института землеустройства, принадлежал к старинному роду рязанского духовенства. На страницах книги среди близких автору людей упоминаются его племянница Анна Ивановна Журавлева, историк русской литературы XIX в., профессор Московского университета, и ее муж, выдающийся поэт Всеволод Николаевич Некрасов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.