Заплесневелый хлеб - [8]

В эту минуту послышался стук отодвигаемой задвижки, щелкнул ключ, и Амитрано ослепил яркий свет. В дверях стоял дворецкий с огромной овчаркой на поводке. Он сдерживал собаку, жестом успокаивая посетителя.

Поборов робость, Амитрано спросил, дома ли дон Фарина, и услышав, что господа садятся за стол, попросил доложить о нем.

— Мне непременно нужно его видеть. Доложите, прошу вас.

Дворецкий посмотрел на Амитрано и пожал плечами, словно хотел сказать: «Пожалуйста, я попробую, но уверен, что прогуляюсь напрасно». Он впустил его и заметил:

— Здорово вы промокли!

— Немножко, — сказал Амитрано, снимая шапку и закрывая за собой дверь.

В большую переднюю, оклеенную красными обоями, выходило шесть дверей. Попав в тепло, Амитрано в первую минуту почувствовал блаженство, но потом у него запершило в горле и он закашлялся. Отойдя от двери, он положил шапку на стул и еще раз поправил шарф. Напротив над столиком висело огромное зеркало в золоченой раме. Он подошел, посмотрелся в него, но тут же отвел глаза и вернулся на прежнее место.

Амитрано прислушался, но голоса дона Фарины не было слышно. До него доносился приглушенный смех, но принадлежал ли он мужчине или женщине, понять было невозможно. Потом в неожиданно наступившей тишине он услышал голос дона Фарины. Дон Фарина говорил громко, но слов нельзя было разобрать. Тихонько, словно боясь, что кто-то подсматривает за ним, Амитрано взял шапку и встал у самой двери. Голос умолк, но Амитрано стоял, держа шапку за спиной и глядя на носки башмаков. Он был уверен, что сейчас появится дон Фарина; он надеялся, что по его позе дон Фарина поймет, как ему неприятно беспокоить его в такое время, и не рассердится. Услышав, что открывается дверь, он поднял голову и увидел вежливо-сухое лицо дворецкого.

— У дона Фарины гости. Ему очень жаль. Выйти к вам он не может.

Несколько секунд оба молчали.

— Понятно! Тогда передайте ему, что Амитрано не уйдет отсюда, пока не получит свои сто пятьдесят лир.

Он швырнул шапку на стул и уставился на дворецкого. Тот в первую минуту оторопел, но потом, покачав головой, подошел к нему.

— Амитрано, так мне приказано. Зайдите через несколько дней или пришлите кого-нибудь, если не хотите приходить сами. Как я могу сказать дону Фарине, что вы не уйдете?! Вы же его знаете!

— Нет уж! Вы только передайте: «Обойщик говорит, что ему необходимо видеть вас сегодня вечером, и просит уделить ему несколько минут». А все остальное — моя забота.

Но дворецкий не тронулся с места.

— По-вашему, это легко! Мне дано ясное распоряжение! И ведь мне же потом влетит, я-то его знаю!

— Не сердитесь и извините меня! Вы же видите, как я промок.

Дворецкий кивнул головой и пошел к двери. Но прежде чем уйти, сделал последнюю попытку уговорить Амитрано.

— Не могли бы вы зайти хотя бы завтра утром, часов в одиннадцать? Я ведь знаю, что это за человек.

— Доложите, прошу вас, у меня дети голодные.

Сколько он ни прислушивался, из-за двери не доносилось ни звука. Однако он был уверен, что тишина эта не предвещала ничего хорошего, разве что дон Фарина уже сел за стол. Но тогда дворецкий вернулся бы, чтобы еще раз попробовать уговорить его. Дверь неожиданно отворилась, и, подняв голову, он увидел перед собой не дворецкого, а дона Фарину, который пристально смотрел на него. Не успел Амитрано поклониться и пробормотать приветствие, как тот обрушился на него:

— Ну?! Что это тебе вздумалось беспокоить людей в такой час и в такую погоду! Где это видано!

Каждое его слово хлестало Амитрано, как пощечина; он не знал, куда глаза девать.

— Извините, дон Гаэтано, — выдавил он из себя. — У меня крайняя нужда…

— Явиться в такой час! Вот невежа! Сперва тебе подавай работу, ходишь, клянчишь ее, а потом пристаешь с ножом к горлу!

Он вышел в прихожую; дворецкий за его спиной осторожно прикрыл дверь.

Амитрано растерянно смотрел на дона Фарину. Он не мог поверить, что этот еще не старый человек в темно-сером халате позволяет себе разговаривать с ним, как с каким-то оборванцем.

— Дон Фарина, извините, — начал он робко. Но дон Фарина жестом остановил его.

— Ты что, думаешь, у меня нет ста пятидесяти лир? Я просто возмущен твоим поведением. Да к тому же ты у меня ничего не получишь, пока не приведешь в порядок диван и кресла.

Амитрано почувствовал, что вот-вот взорвется.

— Какой диван? Какие кресла?

— Те, что ты перебивал. Приходи завтра и полюбуйся, в каком они виде. Бархат отстает, всюду ямы. Ты перебил мебель из рук вон плохо. Забери ее, а потом мы рассчитаемся.

Амитрано сдерживался изо всех сил.

— Но дон Гаэтано, позвольте! — он старался говорить спокойно. — Я обивал вам мебель год назад.

— Ну и что из того?! Выходит, я правильно сделал, не заплатив тебе все сразу. Дефекты выявляются со временем.

Тут уж Амитрано не выдержал.

— Мебель в вашей гостиной, многоуважаемый дон Гаэтано, была по частям разобрана и заново отделана вот этими руками. А теперь вы еще меня упрекаете?! После того как целый год пользовались ею? Через два года дефектов станет еще больше. Полгода назад, когда вы уплатили мне часть денег, все было хорошо, не так ли?! А теперь, вместо того… Понимаю, дорогой дон Гаэтано! Мы люди, конечно, неученые, но в таких вещах разбираемся.