Заплесневелый хлеб - [47]

Шрифт
Интервал


Дыхание мастро Паоло становилось все более тяжелым. Амитрано взял у него очки, снял ботинки. Он смотрел на тестя и впервые с отчаяньем чувствовал, что не знает, что делать. Расстегнул ему жилет, ворот рубашки, пояс брюк. Но мастро Паоло от этого не стало легче.

«Что делать? Бежать за врачом?» Он не знал ни одного врача здесь и не представлял даже, где его искать. «Обратиться в аптеку? Где тут дежурная аптека?» Надо ему самому пойти туда — в такой момент на детей нельзя полагаться, и в то же время его присутствие дома было сейчас необходимо.

Вернулась Ассунта, продолжая причитать, она велела Кармелле последить в кухне за кастрюлей с водой.

— Папа, папа, это я — Ассунта! Посмотри, мы все здесь, около тебя!

Казалось, мастро Паоло приходил в себя. Он глубоко вздохнул, как бы освободившись наконец от какой-то тяжести, но глаз не открыл. Ассунта почувствовала облегчение и вновь начала звать его.

— Папа, папа, как ты себя чувствуешь? Папа, это я! Скажи, что у тебя болит?

Мастро Паоло еще раз глубоко вздохнул и, открыв глаза, повел ими, устремив взгляд в потолок, потом снова опустил веки.

— Это так, ничего… — еле слышно произнес он.

Ассунта начала тихонько плакать. Слезы градом скатывались на подушку, рядом с головой отца. Она вытирала платком пот, выступавший у него на лбу, и продолжала звать его.

Амитрано охватило отчаяние. Что делать: выбежать на улицу, взывать о помощи или подождать, пока тестю станет немного лучше, оставаться около него и своим присутствием поддержать жену и детей?

Они были совсем одиноки. В городе с населением в сотни тысяч человек они были одиноки, так одиноки в своей жалкой каморке под лестницей, куда свет проникал через маленькое оконце, упиравшееся прямо в высокую стену внутреннего дворика.

Он отбросил раздумья, взял одеяло и накрыл ноги тестя. Потом распорядился, чтобы дети шли в кухню. Но сказал это как-то неуверенно, будто против своего желания. И впервые дети не послушались его, не двинулись с места. Они, не отрываясь, глядели на распростертое на кровати тело дедушки, на его ноги в штопаных бумажных коричневых носках с двумя дырками, из которых торчали большие пальцы, и даже не заметили, когда он, глубоко вздохнув, уснул навеки.

* * *

Похороны состоялись на следующий день только в шесть часов вечера, до них уже были назначены две церемонии на более ранний час.

Во главе процессии шел священник со свечой в руках и читал молитвы, которые подхватывал псаломщик в короткой белой накидке; он нес распятие и опережал священника на один шаг. За ними следовал открытый коричневый катафалк с гробом того же цвета. На гробе лежал букетик гвоздики. Это был дар женщины, жившей в соседнем подвале. Она в последний момент дала цветы факельщику, чтобы тот положил их на гроб. За гробом шел Амитрано, по бокам от него Марко и Паоло. Рядом с Паоло — радиотехник Джузеппе.

День был теплый. Небо голубое, без единого облачка. Путь предстоял долгий: надо было пройти весь центр города с его людными улицами. В этой похоронной процессии было что-то необычное и непонятное. Порой удивленные прохожие останавливались, смотрели на четырех человек, провожающих гроб, и протягивали вперед руку по римскому обычаю или просто снимали шляпу. И тотчас же шли дальше.

«Жизнь идет своим чередом, — говорил себе Марко. — Мы шагаем за гробом, а в гробу лежит дедушка, и это навсегда».

Он вспомнил белый платок, намоченный в спирте, который положили на лицо умершему, прежде чем закрыть гроб крышкой и запаять его.

«Нет, не может быть. Не может быть, чтобы там, в гробу, лежал дедушка!»

Но он уже не испытывал желания взбунтоваться против этого, как прошлой ночью. Теперь он ощущал только пустоту и печаль. Он пробовал молиться, но слова молитвы не шли ему на ум и не слетали с губ. Он хотел было заплакать, но и этого не смог. Он, единственный, не пролил ни слезинки и стыдился этого, его терзали жестокие угрызения совести. Однако он чувствовал потребность в чем-то ином, в чем именно — он не мог понять.

«Дедушка, помоги мне хоть ты, — молил он. — Помоги нам всем. Ведь мы совсем одиноки. И я одинок так же, как папа, как мама, как Паоло, как все мы. Помоги нам! Может, теперь это в твоих силах!»

Он обращался к деду с такой же точно молитвой, с какой обычно обращаются к богу или к святым; в доме чаще других молилась им мать. В отличие от отца и брата, которые шли, опустив голову, Марко все время смотрел на гроб, а иногда бросал взгляд на прохожих. Разве для кого-нибудь имела значение смерть его дедушки? Ни для кого, совершенно ни для кого!

«Бедный дедушка, он мог бы пожить еще хоть немного. Он никому не причинял зла. Он трудился, чтобы заработать себе на хлеб. Хоть бы несколько лет еще пожил…»

Процессия прошла до конца одну из главных улиц города, и перед ними открылся голубой морской простор. Прежде чем катафалк свернул в сторону, мальчик бросил взгляд на море. И вспомнил море и каменистый пляж в родном Трани. Всего несколько месяцев назад его водил туда дедушка. И мальчик вновь увидел перед собой деда, пристально всматривающегося в морскую гладь, словно ожидающего чего-то из дали горизонта.


Рекомендуем почитать

Мэйхью

Автор никогда не встречал более интересного человека, чем Мэйхью. Преуспевающий адвокат из Детройта в зените карьеры решил резко изменить свою жизнь и не отказался от своего решения…


Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820

Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям.


Рождение ньюйоркца

«Горящий светильник» (1907) — один из лучших авторских сборников знаменитого американского писателя О. Генри (1862-1910), в котором с большим мастерством и теплом выписаны образы простых жителей Нью-Йорка — клерков, продавцов,  безработных, домохозяек, бродяг… Огромный город пытается подмять их под себя, подчинить строгим законам, убить в них искреннюю любовь и внушить, что в жизни лишь деньги играют роль. И герои сборника, каждый по-своему, пытаются противостоять этому и остаться самим собой. Рассказ впервые опубликован в 1905 г.


Из «Записок Желтоплюша»

Желтоплюш, пронырливый, циничный и хитрый лакей, который служит у сына знатного аристократа. Прекрасно понимая, что хозяин его прожженный мошенник, бретер и ловелас, для которого не существует ни дружбы, ни любви, ни чести, — ничего, кроме денег, презирает его и смеется над ним, однако восхищается проделками хозяина, не забывая при этом получить от них свою выгоду.


Чудесные занятия

Хулио Кортасар (1914–1984) – классик не только аргентинской, но и мировой литературы XX столетия. В настоящий сборник вошли избранные рассказы писателя, созданные им более чем за тридцать лет. Большинство переводов публикуется впервые, в том числе и перевод пьесы «Цари».