Заплесневелый хлеб - [46]
Некоторые узнавали мастро Паоло. За два года работы в портовой таможне он со многими познакомился в порту. Но в то утро он был рад темноте. Поклониться в ответ, пожелать хорошего улова стоило ему больших усилий. Ему трудно было даже поздороваться с этими людьми, чья жизнь была так же тяжела, как и его, с людьми, которым он сочувствовал, которых понимал. Он чувствовал себя всем чужим и далеким, и этим рыбакам тоже, ведь бывают в жизни такие минуты, когда люди ничем не могут помочь своему ближнему.
Он пошел на дальний конец мола, сел под маяком и стал глядеть в открытое море. Небо было сплошь затянуто тяжелыми облаками, и вода от этого казалась густой и черной как смола.
«Они попадут под дождь. Но если поторопятся, вещи не успеют промокнуть». И он старался угадать, когда начнется дождь. Так он просидел неподвижно больше часа. Он не видел моря. Для него оно не существовало. Не существовало вообще ничего. Была только боль, засевшая в глубине его существа. Казалось, она даже материализовалась, уплотнилась, превратилась в какую-то молчаливую бесцветную глыбу, которую ничто не в силах сокрушить. А ведь сколько раз, бывало, море успокаивало его! Как он любил смотреть на эти волны, устремив взгляд вдаль. Но в то утро даже море не приносило ему утешения. Он не мог, не хотел смириться, как обычно, его душа не могла раскрыться навстречу этой безбрежности, этому шуму прибоя, волнам, бьющим о стенку мола, непередаваемым переливам красок предрассветного моря. Время от времени до него долетал резкий звон большого соборного колокола, и это выводило его из оцепенения.
«Звоните, звоните! Моей семьи вы все равно не вернете! Уж такова, видно, моя судьба — одиночество. С этого я начал, этим и кончу».
Ему стало холодно, сырость пронизывала его до костей; но он не хотел поддаваться этому. Вокруг еще стояла тишина, и в свете занимающегося утра все только начинало принимать четкие синеватые очертания. Море лежало серовато-черное, плоское и лишь в горловине бухты было испещрено мелкой рябью от будораживших его течений.
«Сейчас они уже проехали половину пути. Через час будут на месте».
Ему все еще не верилось. Значит, они действительно уехали! И навсегда! А он остался здесь один…
Он понял, что до этого дня мог еще надеяться, что и у него есть какая-то цель в жизни, но отныне он никому больше не нужен. И все же он готов был вынести и это последнее испытание, лишь бы знать, что его близкие станут жить хоть немного лучше, лишь бы им хоть чуточку улыбнулось счастье.
«Ведь мне уже шестьдесят девять лет. Хорошо ли, плохо ли, свою жизнь я уже прожил. Ни к чему вспоминать все то тяжелое, что выпало на мою долю. Что было, то прошло. Но они! Ведь они имеют право на счастье! Моя дочь, зять, дети! Главное — дети, эти невинные создания! Они не должны страдать. Я отказываюсь от всего и еще раз — от всего, но они не должны испытать того, что испытал я!»
Он поднялся и пошел к дому.
— Я больше не бывал в порту, — с трудом произнес он. — Мне некогда. И потом… к чему?
— Да, да, я знаю, — ответила дочь, понявшая, что он хотел этим сказать. — Раньше все было по-другому. А парк? Представляю себе, как он разросся!
— Думаю, что да. Но точно не знаю. Я не бываю там. Да, наверно, он еще закрыт.
— Вот, вот, и правильно, — пробормотал Амитрано. — А то еще кто-нибудь его съест!
Но никто не улыбнулся. Ассунта встала, пожала плечами, словно говоря: «Что с ним поделаешь, вечно он болтает вздор», — и вернулась в кухню.
Приступы боли стали чаще, и мастро Паоло решил выйти во двор: может, на воздухе ему станет легче. Он отстранил от себя внуков и встал. Но едва сделал несколько шагов, как у него закружилась голова. Он закрыл глаза и оперся о плечи Марко и Паоло.
Малыши выбежали во двор. Мастро Паоло опять сел. Но голова у него продолжала кружиться. Боясь, что старшие внуки заметят это и позовут мать, он стал легонько подталкивать их:
— Идите и вы тоже. Через минутку я выйду к вам.
Дети не поняли. Может быть, дедушка хочет немного отдохнуть, спокойно посидеть один? Они переглянулись и вышли.
Мастро Паоло закрыл глаза и прислонился к спинке стула. Только голове не на что было опереться, и он слегка откинул ее назад. На несколько мгновений он почувствовал облегчение, но затем какая-то сила начала толкать его вперед.
«Смотри, пожалуйста, что со мной происходит! И как раз теперь, когда мне пора возвращаться домой. Приехал здоровым, а уезжаю больным. Если только она заметит…»
Он продолжал сидеть с закрытыми глазами, ему захотелось прилечь на кровать, показалось, что она где-то рядом. Он пошарил около себя, напрягся в последнем усилии и склонился набок. Затем, уже ничего не чувствуя, упал скрючившись на пол.
На звук падения тела из соседней комнаты прибежал Амитрано. Он крикнул жену, она тотчас пришла, а за ней и дети, напуганные криком отца. Они как можно осторожнее подняли мастро Паоло и перенесли на кровать.
— Папа, папа, что с тобой? — причитала Ассунта.
— Ничего, ничего… — смог еще сказать мастро Паоло, не открывая глаз.
Ассунта побежала в кухню разжечь огонь. Амитрано, стоя около кровати, смотрел на тестя и чувствовал себя словно парализованным. Дети застыли в ногах кровати с другой стороны и, переводя взгляд с деда на отца, ожидали, чтобы он чем-нибудь помог больному.
Автор никогда не встречал более интересного человека, чем Мэйхью. Преуспевающий адвокат из Детройта в зените карьеры решил резко изменить свою жизнь и не отказался от своего решения…
Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям.
«Горящий светильник» (1907) — один из лучших авторских сборников знаменитого американского писателя О. Генри (1862-1910), в котором с большим мастерством и теплом выписаны образы простых жителей Нью-Йорка — клерков, продавцов, безработных, домохозяек, бродяг… Огромный город пытается подмять их под себя, подчинить строгим законам, убить в них искреннюю любовь и внушить, что в жизни лишь деньги играют роль. И герои сборника, каждый по-своему, пытаются противостоять этому и остаться самим собой. Рассказ впервые опубликован в 1905 г.
Желтоплюш, пронырливый, циничный и хитрый лакей, который служит у сына знатного аристократа. Прекрасно понимая, что хозяин его прожженный мошенник, бретер и ловелас, для которого не существует ни дружбы, ни любви, ни чести, — ничего, кроме денег, презирает его и смеется над ним, однако восхищается проделками хозяина, не забывая при этом получить от них свою выгоду.
Хулио Кортасар (1914–1984) – классик не только аргентинской, но и мировой литературы XX столетия. В настоящий сборник вошли избранные рассказы писателя, созданные им более чем за тридцать лет. Большинство переводов публикуется впервые, в том числе и перевод пьесы «Цари».