Заплесневелый хлеб - [11]

Шрифт
Интервал

— Ведь правда же, Марко, сумеем? Дедушка нам поможет.

Марко не ответил. Ему нравились рождественские ясли, но больше всего он любил смотреть, как делает их отец. Тот не тратил на это много времени, но ясли получались очень красивыми: с горы, склеенной из раскрашенной бумаги, спускались дороги, которые вели к самой пещере.

— Труднее всего пещера, — говорил Паоло. — Но если дедушка сделает ее, с остальным мы управимся. — И он коленом подтолкнул брата.

Марко почувствовал толчок, но промолчал.

— Щепочки у нас есть, — продолжал Паоло. — И бумага тоже. Попроси папу, чтобы он сделал нам ясли. Если он вернется не очень сердитым.

— Там видно будет, — оборвала мать. — Молите бога, чтобы ваш отец получил работу. Тогда он все сделает без ваших просьб.

Вот уже второе Рождество Амитрано не делает ясель, и она знала, что детей, особенно четверых старших, это очень огорчает. С раннего детства они привыкли к тому, что отец каждый год мастерит им ясли. Первые, громадные, занимали всю стену комнаты, в которой они с мужем поселились сразу же после свадьбы; потом ясли стали поменьше и умещались в углу их нынешней передней.

Но Паоло не сдавался. В прежние годы как раз в день святой Лючии отец приносил с чердака коробку с терракотовыми фигурками. Он осторожно вытаскивал их из соломы и расставлял на столе в прихожей. Марко и сестры смирно стояли у стола, но Паоло не мог удержаться, чтобы не перетрогать все и, словно желая расставить фигурки получше, поминутно брал их в руки. Он тараторил без умолку, показывал, где должна стоять каждая из них. И только угроза отца, что он прогонит его на кухню и не разрешит вернуться, пока ясли не будут закончены, заставляла мальчика на какое-то время умолкнуть.

— Мама, фигурки у нас есть, — упрямо продолжал он. — А дедушка нам поможет.

— У дедушки своих дел по горло, — снова оборвала его мать. — Ему теперь тоже не до рождественских ясель.

Паоло замолчал, но еще раз толкнул брата, чтобы тот хоть теперь вмешался. Марко в ответ тоже толкнул его, что означало: брось, сейчас не время настаивать.

Дедушка много потрудился над этими фигурками. Он вылепил их из большого куска глины, который однажды утром притащил домой. Дедушка сделал фигурки пять лет назад. Сразу же после того Рождества ему предложили работать сторожем в портовой таможне. Приди письмо с приглашением на работу месяцем раньше, не лежали бы теперь в ящике с соломой все эти фигурки. В течение двух недель дедушка ежедневно усаживался после обеда за кухонный стол и принимался лепить. А он, Марко, стоял рядом и смотрел. Взяв кусочек глины, дедушка разминал его большими пальцами, придавая ему удлиненную форму. Потом орудовал то стамеской, то деревянными лопаточками. Марко ни о чем не спрашивал дедушку, хотя ему очень хотелось, чтобы тот объяснил, что он сейчас делает и почему из стольких разбросанных по всему столу инструментов берет именно этот и зачем. Готовые фигурки дедушка одну за другой раскладывал на доске; потом доска исчезла, а через неделю фигурки снова появились, но теперь уже в коробке, где они лежали вперемешку. Дедушка выстроил их на столе и принялся раскрашивать.

«Дедушка все умеет, — думал Марко. — А приходится ему работать простым сторожем».

— Здорово сделал их дедушка! — воскликнул в эту минуту Паоло.

— Что сделал? — спросила мать.

— Фигурки! Я помню, как он их делал. А ты? — спросил он брата, снова толкнув его коленом.

— Помню, — нехотя ответил Марко.

— И я помню! — раздался голосок Джины.

— Ну да, — сказал Паоло. — Помнишь… Ты и ходить-то тогда еще не умела.

— А вот и помню, — рассердилась Джина.

— Сейчас же замолчите! — приказала мать. — Как вам не стыдно! Вспомните, что папа еще не вернулся, а на улице такой ливень!

Ребята умолкли. Паоло снова подтолкнул Марко коленом и прижал к нему ногу.

«У Паоло всегда горячие ноги», — подумал Марко, с удовольствием чувствуя, как ему передается тепло. Однако сам он ни за что не стал бы держать колени так близко к печке, как это делает брат, который, по выражению матери, «ворует тепло». Лучше немного померзнуть, чем потом, когда мать зажжет свет, оказаться с пятнистыми ногами.

Часы в соседней комнате пробили девять, и Ассунта тяжело вздохнула.

— Святая Мадонна, почему он не возвращается? Уже девять часов. Не случилось ли с ним чего?

Марко видел, что мать то и дело смотрит на дверь и прислушивается. Но слышен был лишь шум ветра да стук дождя по ставням.

«Пора бы ему вернуться! — подумал Марко. — Дон Фарина живет не так уж далеко».

Ему стало страшно. Перед ним возникло серьезное лицо отца, и он вспомнил, что тот сказал, отправляя их домой.

— Хочешь, я пойду поищу его? — спросил Марко.

— Куда ты пойдешь в такой дождь? И кто знает, какой дорогой он вернется.

— Мама, мне хочется спать! — захныкал Рино и в темноте дернул ее за рукав.

— Подожди немножко, папа скоро вернется, — попыталась успокоить его мать.

— Я тоже хочу спать, — сказала Джина.

— И ты подождешь, — уже более строго сказала мать. Но она видела, что детям больше невмоготу сидеть неподвижно вокруг печурки. — Сейчас я расскажу вам сказку о милосердии божьем.

— Опять ту же самую, — закапризничала Кармелла.


Рекомендуем почитать
Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком

Представляемое читателю издание является третьим, завершающим, трудом образующих триптих произведений новой арабской литературы — «Извлечение чистого золота из краткого описания Парижа, или Драгоценный диван сведений о Париже» Рифа‘а Рафи‘ ат-Тахтави, «Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком» Ахмада Фариса аш-Шидйака, «Рассказ ‘Исы ибн Хишама, или Период времени» Мухаммада ал-Мувайлихи. Первое и третье из них ранее увидели свет в академической серии «Литературные памятники». Прозаик, поэт, лингвист, переводчик, журналист, издатель, один из зачинателей современного арабского романа Ахмад Фарис аш-Шидйак (ок.


Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820

Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям.


Том 10. Жизнь и приключения Мартина Чезлвита

«Мартин Чезлвит» (англ. The Life and Adventures of Martin Chuzzlewit, часто просто Martin Chuzzlewit) — роман Чарльза Диккенса. Выходил отдельными выпусками в 1843—1844 годах. В книге отразились впечатления автора от поездки в США в 1842 году, во многом негативные. Роман посвящен знакомой Диккенса — миллионерше-благотворительнице Анджеле Бердетт-Куттс. На русский язык «Мартин Чезлвит» был переведен в 1844 году и опубликован в журнале «Отечественные записки». В обзоре русской литературы за 1844 год В. Г. Белинский отметил «необыкновенную зрелость таланта автора», назвав «Мартина Чезлвита» «едва ли не лучшим романом даровитого Диккенса» (В.


Избранное

«Избранное» классика венгерской литературы Дежё Костолани (1885—1936) составляют произведения о жизни «маленьких людей», на судьбах которых сказался кризис венгерского общества межвоенного периода.


Избранное

В сборник крупнейшего словацкого писателя-реалиста Иозефа Грегора-Тайовского вошли рассказы 1890–1918 годов о крестьянской жизни, бесправии народа и несправедливости общественного устройства.


Избранное

В однотомник выдающегося венгерского прозаика Л. Надя (1883—1954) входят роман «Ученик», написанный во время войны и опубликованный в 1945 году, — произведение, пронизанное острой социальной критикой и в значительной мере автобиографическое, как и «Дневник из подвала», относящийся к периоду освобождения Венгрии от фашизма, а также лучшие новеллы.