Записки учителя фехтования. Яков Безухий - [33]

Я последовал за великим князем; он провел меня в гостиную, взял перо и написал внизу моего ходатайства:

«Всепокорнейше рекомендую Вашему Императорскому

Величеству подателя сего прошения, полагая его достойным милости, которой он домогается».

— К теперь, — сказал мне великий князь, — бери свое прошение и вручи императору лично. Конечно, ты вполне можешь угодить в тюрьму, если позволишь себе заговорить с ним; но, клянусь честью, кто ничем не рискует, ничего не имеет. Прощай! Если будешь когда-нибудь в Варшаве, приходи повидаться со мной.

Я поклонился вне себя от радости, что все так благополучно обошлось, и, сев в дрожки, возвратился в Санкт-Петербург обладателем всесильной рекомендательной приписки.

Вечером я отправился поблагодарить графа Алексея за данный им совет, хотя этот совет мог мне дорого обойтись; я рассказал ему все, что произошло в Стрельне, и эти подробности ужасно напугали Луизу. На следующий день, около десяти часов утра, я поехал в Царское Село, где жил император; я решил прогуливаться в дворцовом парке до тех пор, пока не встречу государя, хотя и рисковал тюремным заключением, которому подлежали все, кто лично подавал ему ходатайство.

VII

Императорская резиденция Царское Село расположена всего лишь в трех-четырех льё от Санкт-Петербурга, а между тем дорога туда совсем иная, чем та, по которой я ехал накануне в Стрельну. Здесь нет роскошных загородных домов и широко открывающихся видов на Финский залив: кругом великолепные равнины с тучными хлебными полями и зеленеющими лугами, лишь недавно отвоеванные земледелием у огромных папортников, которые мирно господствовали здесь с сотворения мира.

Менее чем через час пути, миновав немецкую колонию, я оказался среди небольшой гряды холмов, с вершины одного из которых уже можно было различить парк, обелиски и пять позолоченных куполов церкви, указывающих на то, что я вижу местопребывание монарха.

Царскосельский дворец расположен на том самом месте, где некогда находилось скромное жилище старой голландки по имени Сара, к которой Петр Великий любил заезжать, чтобы попить у нее молока. Когда крестьянка умерла, Петр, который привязался к этому домику из-за открывавшегося из его окна чудесного вида, подарил его вместе с окружающими землями Екатерине, чтобы она велела построить там ферму. Екатерина призвала архитектора и точно объяснила ему свое желание. Архитектор поступил так, как поступают все архитекторы: он создал нечто противоположное тому, что от него требовалось, — построил не ферму, а господский дом.

Однако эта резиденция, уже весьма далекая от первозданной простоты, показалась Елизавете не соответствующей величию и могуществу русской императрицы; поэтому она приказала разрушить выстроенный по воле ее родителей дом, а на его месте возвести по проекту графа Растрелли величественный дворец. Титулованный архитектор, наслышавшись, что Версаль — это шедевр великолепия, задумал превзойти Версаль блеском, а когда до него дошли слухи, что изнутри дворец великого короля не что иное, как сплошная позолота, переусердствовал настолько, что велел вызолотить в Царскосельском дворце все наружные барельефы, лепку, карнизы, кариатиды, орнаментальные украшения и чуть ли не кровлю. Когда эта работа была завершена, Елизавета выбрала ясный день и пригласила весь свой двор и послов различных держав, чтобы торжественно отпраздновать возведение своего сверкающего пристанища. При виде этого неуместного великолепия все в один голос заговорили о восьмом чуде света; исключение составил лишь маркиз де Ла Шетарди, посол Франции, который один среди всех придворных не произнес ни слова, а напротив, принялся смотреть по сторонам. Несколько задетая таким невниманием, императрица спросила его, что он ишет.

— Ваше величество, — спокойно отвечал посол, — я ищу футляр этого великолепного украшения.

В те времена можно было попасть в Академию, сочинив одно четверостишие, и войти в бессмертие, придумав одну удачную шутку. Так и г-н де Ла Шетарди обессмертил себя в Санкт-Петербурге.

К несчастью, архитектор построил новый дворец в расчете на летнее время, полностью забыв про зиму. И уже следующей весной пришлось проводить дорогостоящие работы по восстановлению всей этой позолоты, а поскольку каждая зима несла с собой такой же урон и каждая весна — такие же работы, то Екатерина II приняла решение заменить металл простым желтым лаком; что же касается крыши, то ее было решено выкрасить в нежный зеленый цвет, как это принято в Санкт-Петербурге.

Едва распространился слух об этих переделках, явился какой-то расчетливый делец и предложил Екатерине скупить у нее за двести сорок тысяч ливров всю позолоту, которую она велела снять. Екатерина поблагодарила его за это предложение, но ответила, что своими обносками она не торгует.

Среди своих побед, любовных похождений и путешествий Екатерина не переставала заботиться о своей любимой резиденции. Она велела построить в ста шагах от императорского дворца малый Александровский дворец, предназначенный для старшего из ее внуков, и поручила своему архитектору Бушу распланировать там огромные сады, в которых недоставало лишь водных источников. Буш, тем не менее, устроил там каналы, водопады и озера, пребывая в убеждении, что, когда Екатерину назовут Великой и она пожелает, чтобы вода в этих садах была, вода непременно появится. И в самом деле, его преемник Бауэр выяснил, что г-н Демидов, владевший неподалеку отсюда великолепным поместьем, имеет в избытке то, чего так недостает его августейшей повелительнице; Бауэр указал ему на засушливость императорских садов, и тот, как верный подданный, предоставил излишек того, что у него было, в распоряжение Екатерины. И тотчас же, невзирая на все препятствия, вода хлынула со всех сторон, заполнила озера, брызнула из фонтанов, заструилась в водопадах. Именно такое заставляло бедную императрицу Елизавету повторять: