Записки судмедэксперта. На основании реальных событий - [84]

Как ни старались, а ветерком морозным то там, то здесь продувало. До Феодосии доехали, остановку сделали, зашли в винный погребок. Тогда этих погребков тьма тьмущая была, на одной улице — по нескольку. их было. Вино дешевое, стакан — 20 копеек. Хозяин погребка предложил подогретого. Денег маловато, но на вино хватило. Выпили стакана по три, опьянели. Вновь поехали. Но, теперь полегче стало, изнутри хоть немного прогревало. Проехали поворот на Виноградное, там есть такой затяжной спуск, с таким же затяжным подъемом. Как раз на этом подъеме, почти у самого верха, заглох мотор. Пока водитель с мотором возился, пассажиры решили ноги размять, потопать ими по земле, кровь разогнать. Вылезли, побегали, устали, а ветерок холодный стрижет, за уши, за нос хватает. Пристроились сзади за кузовом, затылком к нему развернулись, курят. Метра всего два от машины находились, а отскочить не успели. Водитель, конечно, виноват, понадеялся на ручник. А, что там с ним произошло, то дело технической экспертизы. Только машина назад покатилась, не успели они отскочить, Сначала им по затылкам кузовом ударило, а потом свалило, они и лица об асфальт расшибли,

Только один из них, Понамарев, упал под колесо, наехать оно на него наехало, а вот переехать не сумело. Да если б не тело того Понамарева, много б беды б грузовичок еще наделал бы, развивая скорость. А я, что, только констатировал смерть керчан, да ее причину.

Но тут и доказывать было нечего, причина та даже неграмотному видна. Вот только у меня мысль сверлит одна, сколько совпадений произошло, для того, чтоб мужиков тех под смерть подставить! Нет, не спроста все это?

Дом на горе

Любви все возрасты покорны,

Но непокорная любовь.

Ее привязанность не кормит,

Угаснет, и не вспыхнет вновь.

И что не делай, не кричи,

Законопать ее и в бочку,

От сердца не найти ключи,

Поставь на чувствах своих точку

Любовь законам не подвластна, чувства свои с иными такими же не соизмеришь, нет шкалы, А женишься в старости на молодой, рассчитывай только на крохи, что она тебе подарит. По сути, она ведь тоже довольствовалась не любовью, а пеной твоей от любви, как той пеной, что осталась на дне пивной кружки, когда ее опорожнили. Запах есть, но даже вкуса не разобрать. Что от тебя осталось, человече? Кроме желаний ничего! Хорохоришься, власть свою хочешь показать. Но у той власти привкус огромнейшей глупости. Проявив ее, ничего не останется, ни женщины, ни чувств. Останется только память, и та выглядит не реальной, трудно в такую постороннему поверить. Не повозись мне с нею, сам бы сомневался…

Село Юркино, расположенное на берегу Азовского моря, подковообразно окружено холмистой местностью, безлесной, травы невысокие, реденькие кустики терновника и шиповника, да несколько грунтовых дорог змейками вьющимися вдоль береговой линии. От города Керчи прежде сюда шла пусть и не широкая, но достаточно ухоженная асфальтированная дорога. Здешний рыбколхоз промышлял красной рыбой, султанкой. Отсюда султанку свежую, еще трепещущую, везли на Багеровский военный аэродром, а оттуда — курс на Москву, на стол самому генсеку Никите Хрущеву. Сюда в летнюю пору из города ехали на своем автотранспорте городские жители, чтобы отдохнуть, покупаться в море и позагорать.

Взрослое население рыбацкого села промышляло и летом рыбкой, хотя уловы были и малы, но еще попадался и сарган, и бычок, редко и кефаль. Совсем без рыбы с моря не возвращались. Справа от дороги, из города в село ведущей, расположена заросшая бурьяном и мелким кустарником площадка. На ней и сейчас можно увидеть фундамент, принадлежавший прежде небольшому домику, состоящему из комнаты и кухни. У входа на кухню снаружи прилепился небольшой тамбур, изготовленный из досок, разной толщины и длины. Около дома росла одна акация, одно дерево алычи и два кустика чайной розы. Домик был открыт ветрам, а вот норд-ост, самый неприятный в нашей местности ветер, не слишком докучал хозяину, от него домик был укрыт горой. Деревья в жаркий летний день давали надежную защиту от палящих лучей солнца.

Значительно сложнее было зимой, холод частенько забирался и прогуливался по комнате, тогда хозяин перебирался в кухню, ее и натопить было легче, и на плите, обогревающей жилье, можно было приготовить пищу. Чтобы тепло не уходило из кухоньки, хозяин прикрывал проем двери, ведущий в комнату слабенькой, легонькой дверью, да завешивал старым шерстяным солдатским одеялом. Сложности были с водой и продуктами. Для воды рядом была выкопана в земле и забетонирована цистерна, в нее с крыши дома по желобам во время дождей вода стекала туда, отстаивалась. И нужно, сказать правду, она оставалась чистой, пригодной для питья и приготовления в пищу. Сверху цистерна прикрывалась плотным деревянным щитом. За продуктами приходилось спускаться вниз, к центру села, состоящего из ряда небольших зданий, снаружи и изнутри выбеленных известью, как здесь везде это принято. В магазине всегда было можно купить водку, спички, сигареты, ну, и конечно, хлеб. Рыба, основная пища владельца, Матвея Сидоркина, всегда была под рукой, и соленой, и вяленой, реже, жареной и отварной. Что заставило Матвея поселиться на отшибе, где нельзя было развести даже крохотный огородик, поместить скотину какую-нибудь, никто не знал, и никогда больше не узнает. Действительно, ни одного рядом жилья, ни одного строения. Скучно, конечно, слово не с кем молвить, но с другой стороны, и ссориться тоже было не с кем. Когда помоложе был, да покрасивее, с женой проживал, тихой, безответной женщиной. Крут был Матвей с женой да, и скор на расправу. Как-то жена посмела ему перечить, так он так отстегал ее брючным ремнем, что долго еще красовались лиловые и багрово-синие кровоподтеки на спине, бедрах и ягодицах. Советовали ей женщины, когда Матрена пришла в магазин за провизией, пойти в суд, да пожаловаться на мужа, а поперед сходить к судмедэксперту «снять» побои. Отмахнулась она от советов, сказав: «Уйти от него, все равно не уйду! Некуда мне идти! В тюрьму за это не посадят его. Присудят щтраф, так деньги же уйдут из моего кармана в карман государства»