Записки судмедэксперта. На основании реальных событий - [85]

И правильно, и логично женщина рассуждала.

Была Матрена незаметной, так незаметно и ушла в мир иной. Остался Матвей один, детей не было, идти некуда. Правда, оставался он один не долго. Привел молодицу, годочков на 25 моложе себя. Зажили меж собой, как муж и жена. Похоже, Зина, была женщиной здоровой, горячей, заездила Матвея, стал он скорехонько в старика превращаться: поседел, похудел, мослаки всюду повылазили, летом лицо цвета старой потемневшей меди бывало, а зимой тускло-серое, как тальком припорошено. Стало быть, не хватало Матвея на молодицу. Хорохориться перестал, носом в землю нацелился. И бабы в магазине заговорили: «Чего Зинка за старика держится? Какая корысть в нем? И помоложе б нашла?» Прослышав сарафанное информбюро к Зинке парни местные потянулись, да осечка вышла, отшила их Зинка по одному. Взгляд свой на Леньке Меншовом остановила. Пошла меж ними любовь расцветать. Матвею только объедки достаются. Стал лютовать он, да силенка, поди, вышла вся. Не то, что прежде бывало с Матреной.

Теперь и он с синяками стал похаживать. А то, бывало, схватит баба его за уши, да меж ногк себе его носом и натыкает. Иную тактику выбрал Матвей, стал подпаивать сожительницу, чтоб баба ослабла, размякла. Как ослабеет она, тут он верх берет. Как-то даже на цепь собачью посадил ее, дня три на цепи сидела, замок держал. А баба потом и пить пила, и Леньку к себе приглашала. Прикатил Матвей огромную бочку из бука откуда-то к себе. Пьяную Зинку в нее затолкал, закрыл донышком, обручи наложил, а чтоб она там не задохнулась, несколько дырок просверлил. Ну, почти, как в сказке про царя Салтана. Только передумал по морю — океану ее, бочку пускать, а спустил с горы, Прокатилась бочка немного, натолкнулась на камень большой, ударилась и раскололась.

Зинка оттуда и вывалилась. Жива осталась, хотя синяков на теле не счесть, да два ребра сломала. Не была б пьяной, точно погибла бы…

Милиция завела уголовное дело. А мне пришлось освидетельствовать потерпевшую, Повреждения были отнесены к разряду средней тяжести. Матвей три года получил, да там, в тюрьме, и сгинул. И Зинка на селе не осталась, куда-то подалась. А дом разобрали. Остался только след от каменного фундамента.

А город спал

Сколь веревочка не вьется,

Покажется ее конец,

И доказательство найдется,

Коль создает их Бог, творец

Погода здесь может меняться по несколько раз в день. Особенно непредвиденными были выкрутасы зимней погоды. Город привык к ветрам. Откуда бы не дул, а в Керчь он обязательно должен был заглянуть. Самым неприятным в зимнее время был не северный ветер, а норд-ост, дул он и сильно, и долго. Если уж он начинался, быстрой смены направления не жди, не менее трех дней будет дуть. Как правило, снега он не нес, только холод, продувающий насквозь одежду, да и квартиры тоже. В море он поднимал волны. Были они беспорядочны. Не было привычных валов, несущих белую пену на своих гребнях. Была зыбь, необычная, до 2 метров высотой. Из зелено-синей вода становилась грязно-серой. С яростью набрасываясь на берег, она перехлестывала через парапет набережной, обдавая неосторожных прохожих мелкой леденящей пылью. А сам парапет становился белым, ледяным, с хаотичными наплывами, наподобие сталагмитов. На этот раз с норд-остом пришла и сама зима, Еще деревья не сбросили всей листвы, Многие сохраняли свежесть зелени. На клумбах приморского бульвара еще разными красками красовались цветы. Накануне термометр показывал плюс 16 в тени. Утром солнце уже не выглянуло, небо затянулось серым пологом, где-то на горизонте уже плачущим. Трое морских офицеров собрались во дворе маленького дома, расположенного на склоне горы Митридат. Они готовились выйти в море на алюминиевой лодке с короткими веслами-лопатками. Сейчас они внимательно осматривали ее. Старший из них и по возрасту, и по званию (капитан второго ранга) Михайлык говорил друзьям: «Выходим, как только смеркаться начнет! Ты, Сукачев, захвати бутылку, а ты, Степашин, не забудь сигнальные ракеты».

Стало темнеть, мужчины опять собрались. Теперь они были одеты так, что в них было трудно узнать военных. Все натянули на себя гражданскую одежду, невзрачную, повидавшую все виды атмосферных воздействий. На капитан-лейтенанте Степашине красовалась старенькая шапка-ушанка, с побитым молью мехом. Капитан третьего ранга Сукачев в какой-то шапочке с хохолком сверху. Не разговаривая, действуя согласованно, мужчины взвалили небольшие рюкзаки на плечи, поставили лодку на специальную тачку, и стали спускаться к морю. У самого основания Генуэзского мола, они свернули к двухэтажному зданию, зашли в складское помещение, взяли подвесной мотор, установили на лодке. Но его не заводили, пока шли в водах залива. Лодка, тяжко нагруженная, зарывалась в воду. Потом завели мотор и лодка лихо помчалась, высоко задрав нос. Сейчас все были настороже, не курили, и не разговаривали между собой. Как ни быстро шла лодка, хорошо чувствовалось течение Керченского пролива, тянущего судно к югу. По тому, как ловко мужчины управлялись с лодкой, надежность которой так была относительной, чувствовалось, что такие походы для моряков были не в диковинку. Поравнялись с мысом Ак-Бурун, повернули влево. Керченская крепость осталась справа, миновали западную оконечность Средней Косы. Слева, метрах в 150 виднелись в темно-сером, пока еще не черном воздухе ночи гунтеры, означавшие контуры невода-ставника. Теперь было ясно, что мужчины не рыбаки и, даже не браконьеры. Это были обыкновенные воры, решившие почистить рыбачьи сети. И в это время, словно по заказу, запел свою заунывную и долгую песнь норд-ост. Усиливался он с каждым мгновением, В звуках уже не чувствоывалось тоски, это была торжествующая дикая, полная воплей, торжественная мелодия природы. Моряки поняли, что пришла беда. Им бы, развернуть лодку, и пуститься назад, спасая свои тела. Но вид серебряных трепещущих плотных и жирных рыбин, стоящих у каждого перед взором, победил здравый смысл. Они уже находились в самом центре ставника, где находился кошель с рыбой. Михайлык потянул сеть к себе, и стал быстро, быстро выбирать ее. Накатившим холодным черным валом лодку подбросило высоко, она носом зацепила сеть, и, зачерпнув воды, затонула. Ревущий холодный воздух прорезали, полные чувства обреченности, человеческие крики.