Записки судмедэксперта. На основании реальных событий - [78]

Зная мой несговорчивый характер, прокурор города Гавриш, предложил появившемуся Ковалеву перевскрыть труп, что тот и сделал. Я об этом в известность не был поставлен. Не знал я и о том, что он в своем заключении причиной смерти «сделал» охлаждение. Как прекрасно, зашел Воронько невесть зачем в забытый Богом двор, незнакомого ему города, стукнулся об камень головой, раскинул руки, словно в постели находился, заснул и замерз. А видел ли Ковалев, только начавший работу после окончания института, к тому же на Юге, хотя бы позу замерзающего, свернувшегося клубочком, прячущего руки у себя на груди. Но об этом я узнал тогда, когда в Керчь прибыл Старостин, начальник танатологического отделения Крымского бюро судебно-медицинской экспертизы. А причиной послужил мой акт судебно-медицинского исследования трупа Воронько, появившийся у прокурора на столе. Причиной смерти я считал отек и набухание мозга, вызванные мелкоточечными кровоизлияниями в вещество мозга, вследствие удара камнем. Прошло еще дня три, и меня пригласили в морг. Не повезло покойному, третий раз его принялись вскрывать. На этот раз основанием для вскрытия стало разночтение причин смерти, выставленных в заключениях мною и Ковалевым.

Когда Старостин стал рассматривать уже не раз вскрытый желудок, я сказал стоящему рядом Ковалеву:

«Ты когда ни будь видел пятна Вишневского, появляющиеся в слизистой желудка? А я видел их десятки раз. Не было ни одной метели в Орловской области, которая не прихватила с собой чью-либо жизнь! А здесь, кроме набухшей и гиперемированной слизистой, характерной для употребления большого количества спиртного я ничего не вижу!»

Старостин был вынужден признать мою правоту в этом вопросе. Но, в свою очередь выдвинул в виде причины смерти — отравление алкоголем. Внутренне я был взбешен! Так открыто уходить от проблемы насильственной смерти. Но, сдержавшись, я сказал: «Ну, хорошо, отравлением алкоголем можно увести прочь рану на голове. А как Вы расцените те мелкие экстравазаты, множество которых имеется в веществе мозга? Их наличие там подтверждено гистологическим исследованием!»

На это Старостин спокойно ответил: «Мы проверим в нашей лаборатории!» Я с ним не стал вступать в конфликт, попросив все же сообщить о данных гистологического исследования кусочков органов Воронько. Позднее письменно Старостин подтвердил наличие кровоизлияний в веществе головного мозга. На, дескать, строптивый, правдолюбец, кусок истины и подавись ею! Я мог быть доволен… Но я не знал в сущности какому заключению ход дан!

Но, почему-то утвердился во мнении, что Старостину удалось найти устраивающее нашу прокуратуру и оперативников управления МВД заключение. Дело можно было сдать в архив. Что поделать, в государстве нашем, тогда шла очередная компания по профилактике правонарушений, и по высоким показателям ее судили о соответствии занимаемой должности! Нам, признаться, нормальной работе всегда мешали шумные компании. А прокурору я сказал: «Больше меня не вызывайте! Я никогда не отвечу на Вашу просьбу!»

Это был мой последний раунд в судебной медицине. Я ушел с гордо поднятой головой. Но, я не победил.

Но это была не победа, была боевая ничья, означавшая что в правовые нормы змеей вползает беспредел.

Допрос эксперта

Конфликтов у меня с прокурорскими, судебными и милицейскими работниками до этой поры не было. Расхождения в оценке событий были, но они и должны быть, это — в практике вещей. Были попытки следователей свалить свои ошибки на эксперта. Как правило, это касалось сроков следствия. У милиции это был трехдневный срок, у прокуратуры десять. Следователь не укладывался в них, обвиняя эксперта в несвоевременности дачи по делу заключения. Я легко разбивал такие попытки, подшивая к копиям документов конверты со штемпелями почтовых отделений, где указывался срок получаемого мною постановления о назначении экспертизы. Но вот с одним из работников прокуратуры у меня возник настоящий конфликт. Причина его была несущественна и объяснялась четким следованием прокурорского чина букве уголовно-процессуальных норм. В Русском Броде появился новый работник прокуратуры. Нет, он не приехал издалека, он был местного производства. Секретарь суда, молодая женщина, закончившая учебу в заочном юридическом институте, перешла на работу в прокуратуру и решила показать мне ее властные возможности. Она решила меня пригласить на допрос в качестве эксперта по маловажному делу. У меня практически не бывало свободного времени, я работал на износ. Меня раздражало поведение прокурорской чиновницы, и решил ее поставить на место. Я не отвечал на ее вызовы и повестки, а она продолжала их присылать

Настойчиво приглашая меня пред ее светлые очи. Она не знала, что каждый судмедэксперт, несмотря на то, что труд его был ненормированным, вел журнал учета рабочего времени. Последняя повестка меня просто удивила, она от простого приглашения перешла к угрозам, пугая меня доставкой к ней в принудительном порядке. И вот, как-то, когда я случайно был в Русском Броде, встретился со своим старым приятелем Секретаревым и вспомнил об угрозе прокурорской мадам. Вечером мы приятно посидели за коньяком. А утром, я отправился в прокуратуру. Пом. прокурора метала молнии, громов пока не было слышно. Я, улыбаясь, сказал ехидно, что рад ее видеть во здравии. Она игнорировала мою радость и сказала грозно: «Почему Вы не приезжали на мои вызовы?»