Записки судмедэксперта. На основании реальных событий - [77]

Потом уже, после суда, к следователю Бондаренко, ведущей это дело, пришли ответы на запросы прокуратуры из Новосибирской области и других мест. Из них было ясно, что доктор и там занимался подобными делами. Мне трудно перечислить какими только половыми излишествами доктор не украшал свою половую близость с женщинами.

Случай оказания помощи скорой помощью, оформление документов

Оформить судебно-медицинское заключение не трудно. Работая на адвоката, т. е имея в лице его оппонента, всегда создавались пути отхода, но таким образом, чтобы твое поражение не было заметно окружающим. Великий русский язык позволял это делать двумя путями, первый путь это форма, второй путь интонация. Первый, скажем звучал так: Кровоподтеки и ссадины на предплечьях и кистях рук могут быть расценены, как знаки борьбы и самообороны. Утверждение, в случае чего, становилось предположением. Что касается интонации, то с помощью ее так легко превратить нет в да, и наоборот. Органы обвинения всегда были на моей стороне, поскольку базой для их обвинения и было мое заключение. А вот разговор с родственниками часто мог превратиться в пытку. Если родственники заранее имели свою точку зрения по делу, и не хотели прислушиваться иным доводам. Если элементарная безграмотность их ставила меня в тупик

Как-то мне доставили мертвое тело старика. Обнаружили его на проезжей части улицы у бордюра, Он был без сознания, дыхание было редкое, типа Биота, т. е. оно было редким и глубоким. Интервалы между вдохами были так редки, что временами казалось, что оно прекратилось. Потом дыхание остановилось.

Последний раунд

Закона мера растяжима,

Используя ее искусно,

И истина порой недостижима.

В глубине двора дома № 40 по ул. Пролетарской, метрах в девяти от сараев, разбросав руки, лежит труп неизвестного мужчины (по ходу следствия будут установлены его паспортные данные) Погода зимняя, морозная, бесснежная, а на нем надеты черный добротный костюм черного цвета, белая сорочка с черным галстуком, на ногах черные кожаные туфли. Одежда и туфли соответствуют моде, но не сезону. Он без головного убора. Волосы черные, аккуратно подстриженные, в правой теменной области они обильно смочены кровью, здесь же видна рваная рана, длиной 3 см, глубиной до кости. В метре от головы лежит многоугольный камень твердой породы, на одном из углов следы крови, объем камня в два сложенных вместе кулака. На руках след от браслета часов, но самих часов нет. Карманы одежды пусты, ни денег, ни бумажника, ни бумаг — ничего. Оперативники, а попросту сыщики, пытаются меня убедить, что рану на голове неизвестный получил при падении и ударе головой об камень. Я с ними не соглашаюсь, но и не спорю. Зачем спорить, когда еще будет исследование мертвого тела. А главное, я понимаю их замысел. Боятся бесперспективности поисков преступника. Все чаще и чаще дела заходят в тупик. Что-то назревает в обществе. Говорят, происходит смена поколений. Уходят те, что в милицию пришли по зову партии, бывшие фронтовики. Они могли день и ночь, в погоду и непогоду, пешком топать в промокшей обуви по участку, знали всех проживающих на нем. Знали своих и залетных. Раскрывали то, что, казалось, не подлежит раскрытию. Сейчас транспорт в милиции появился, училища и институты окончили, а цепкости в работе нет. Ведь это они заставили меня усомниться в стоимости моей работы, кладя мои заключения под сукно. Вот и сейчас я в принципе мог бы отказаться от участия в осмотре места происшествия, поскольку вот уже полгода, как оставил должность штатного судебно-медицинского эксперта, перейдя на работу заведующим патологоанатомическим отделением второй городской больницы. Следственные органы не сумели разыскать занявшего мою прежнюю должность Ковалева, и по старой памяти, обратились ко мне. Мне не понятно, как может эксперт, куда-то уезжая, не поставить в известность прокуратуру и милицию. Я работаю по привычке не спеша, зная, что осмотр места происшествия дает эксперту шестьдесят процентов информации, которую можно использовать при обдумывании заключение. И сегодня мое несогласие с выводами следственной бригады имеют под собою самые серьезные основания. Лежащий на земле мертвец не проживал в этом дворе, никто из жильцов двора прежде его не видел. С какой целью он оказался в этом дворе? Как он сюда попал, пришел сам, или его привели? Ну, не мог же он, пусть даже и пьяный, разгуливать по городу, так легко одетым? Дом на Пролетарской никакими достопримечательностями не владеет. А куда делось содержимое карманов и часы? Расположение раны не характерно для падения и удара об этот камень. У меня уже сложилось мнение о том, что ему был нанесен удар камнем. Причем нападавший должен быть значительно более высокого роста, чем потерпевший. И еще, орудие убийства, а в этом у меня не было сомнения, позволяло думать, что к нему не готовились. Цель — ограбление. Но я молчал, ибо все эти вопросы не входили в круг компетентности эксперта. Осмотр окончен. Протокол составлен и всеми подписан. Я могу быть свободен. Однако, этим дело не закончилось, и мне пришлось подвергнуть тело исследованию По той же причине — эксперта не нашли! К тому времени неизвестный мужчина стал известным. Фамилия его Воронько Глеб Федорович, проживал и работал в Днепропетровске, женат, имеет двух детей. В Керчь приехал по производственной надобности, в командировку. В городе два дня, снимал номер в гостинице «Керчь» Вечером, накануне, его видели в ресторане гостиницы с каким-то высоким субъектом, описать его никто из опрошенных не мог. Я при исследовании трупа иных повреждений, чем рана в правой теменной области, не нашел. Это исключало возможность драки. Удара Воронько не ожидал. Рана носила прижизненный характер (в мягких тканях вокруг — кровоизлияние). Отмечался отек мозга, и множественные мелкоточечные кровоизлияния в мозговое вещество. От органов и из полостей тела ощущался запах алкоголя. Мною был взят материал для исследования на алкоголь, и кусочки внутренних органов для исследования под микроскопом. Имея свою лабораторию, часть кусочков мозга взял для личного исследования их.