Записки отставного медицин-майора - [8]

— Аня! Бери тот же шприц, меняй иглу, то же самое — в вену, я на контроле — пошли!

— Так ведь…

— Знаю, под мою ответственность! У нас нет другого выхода!

Вообще-то выход есть: вызвать другую бригаду, сесть подождать, пока приедут, у них шприцы есть, они только начинают смену. Ну, приедут минут через сорок, не раньше, ну помрет бабка за это время — так ведь помрёт-то законно, по всем правилам! А так…Впрочем, слава Богу, всё обошлось, не было у первой бабки ни СПИДа, ни сифилиса, ни гепатита. А если бы были?

Похоже у нас вся система так устроена, что если ты хочешь всерьёз работать, ты всё время вынужден понемножку нарушать закон. Начальство делает вид, что закрывает глаза — и ты ему уже обязан! А посмеешь возникать, то глаза можно и открыть, припомнить строптивцу каждое лычко, что когда-то не поставил в строчку.

Всё, возвращаемся. Ребятки мои поедут домой, а у меня сегодня сутки.

Располагаюсь… Это мужская ординаторская, вот кресло для расслабления. Сейчас поставлю на магнитофон свою «любимую бабу», как выражается мой фельдшер Аня, Лили Шаде. В сегодняшней смене я единственный мужчина, так что лювлю кайф, пока никого нет.

По-моему, Лили чудо. Чуть с хрипотцой голос, мягкий блюз. Не страстный, как обычно у негров, а с какой-то, как бы это сказать…безнадежинкой, что ли. Гриновская тоска по Несбывшемуся. Закроешь глаза, минут десять ни о чем, ну абсолютно ни о чем не думаешь, тебе хорошо. Как говорит Аня: «Шеф плавает в джазе». У нас с ней абсолютная нестыковка. Они с Петей — большинство, поэтому в машине у нас чаще звучит советская попса — Маша Распутина, Алена Апина. А я люблю американцев. У американского джаза есть одна любопытная особенность: не зная ни единого английского слова, можно вообразить себе любой русский поэтический текст — скажем, Блока, Цветаеву. Музыка позволяет. Хотя в оригинале, скорее всего, что-нибудь вроде «Ты меня не любишь, я тебя люблю, оу йес!»

— Шеф, десять минут осталось! Помочь писать карточки?

— Нет, Анютка, отдыхай! Кстати, не заметила, с кем я там ночь коротаю?

— С Киской и Бесиком. Ну, я ушла, пока!

Киска — Алка Кошкина, я с ней начинал на «скорой». Отличный фельдшер, не хуже Ани. А Бесик Гвазава — король водителей, маленький веселый мингрел, толстенький и невероятно подвижный, этакий, извините за банальность, шарик ртути. По городу гоняет 110–120, обожает сирену и мигалку. Словом, бывший мотогонщик. С ним ездить — как ковбойский фильм смотреть: и весело и чуть-чуть страшновато. Но и реакция же у него!

— Водителям зайти на контроль в диспетчерскую! — прокашлял селектор. — Повторяю: водителям зайти…

Ясно: сегодня старший врач смены Шеховцова. Врач она грамотный, и вообще-то неглупа, но… Вот уж сорок пять бабе, а как была когда-то твердолобым комсомольским секретарем, так им и осталась. Мы с ней почти ровесники, но я что-то не припомню таких даже в военно-медицинской академии. Ну, были, конечно, чинодралы, котрые на политзанятиях драли глотку усерднее, чем работали в анатомичке — так ведь их за версту было видно, они и не скрывали своих намерений, и после академии становились штатными политработниками. А эта словно не из наших шестидесятых, а откуда-то из тридцатых, из последних, чудом уцелевших динозавров комсомола: фанатичный огонь в глазах, неколебимая вера в святость инструкции и последнего указания райкома. Уверен, она до сих пор наизусть помнит «Краткий курс» и «Вопросы ленинизма».

— Повторяю, все водителям пробы на алкоголь, немедленно явиться в диспетчерскую!

А звучит-то как! Все водителям — вроде их не четыре всего, а взвод. И среди этих четырех нет ни одного пьющего, Шеховцова это знает, но — бдительность превыше всего!

Бесик не смолчит. Решаю посмотреть шоу с Бесиком в главной роли.

…Бесик входит очень ровно, чуть более ровно, чем требуется для трезвого человека. Шаховцова это сечет сразу, опыта по этой части ей не занимать, в глазах вспыхивает огонек охотничьего азарта: попался, голубчик! Хоть ты и хитрован-актер, Шаховцову не проведешь, не таких зверей вылавлвала!

— Держи трубку, дыши!

Бесик берет трубку, как ежа, как змею, как бритву обоюдоострую и… старательно дышит «в себя». Но Шаховцова бдит!

— Гвазава, дыши как положено! Этот фокус здесь не проходит, ясно?

Бесик обреченно вздыхает и со слезой во взоре дышит в трубку.

Шаховцова буквально выхватывает трубку, торопливо добавляет в нее реактивы и… проба отрицательная, алкоголя нет!

— Натали Лексевна, слуший! Меня ГАИ ловила, видит — я пила, дает трубка, дыши — ничего нэту, нэ пила! Гаишник нэ верит, думает, трубка нэправильный! Наливает мне стакан водка — пей! Я пила, опять дышала другой трубка — опять ничего нэту! Два стакан — всо равно нету, нэ пила! Писала — трезвый, отпустила. ГАИ, понимаешь, мине верит, себе не верит, сама наливала! Ты мине вэриш?

Обычно Бесик говорит без вского акцента, но ради трижды любимой Натальи Алексеевны отчего не покривляться, можно и белорусского акцента подмешать:

— Натали Ляксеуна! Мабыць, досыць? Я ужо стамиуся, а мине всю смену баранка крутить! Натали Лексевна, дарагой…

— Гвазава, проба сомнительная, делаем внутривенную!