Записки о России при Петре Великом, извлеченные из бумаг графа Бассевича - [4]
Между тем, 20 мая, недостаток продовольствия заставил победителя при Гадебуше[14] сдаться военнопленным со всею его армиею. Он согласился однако ж на это не прежде, как условившись с королем датским относительно восстановления прав дома готторпского, так что, если б датчане не нарушили договора, достиг бы своею сдачею цели, для которой Карл XII не задумался бы вести ожесточенную войну. Лишь только договор этот был подписан, как король потребовал от Меншикова, в виде акта обеспечения, чтобы, во внимание к услугам, оказанным в этом случае всей коалиции посредничеством епископа-регента и усердием его министра, русские войска в шестнадцать дней очистили голштинские владения. Князь со всею точностью исполнил это обязательство и сопровождаемый саксонскою армией отступил к окрестностям Гамбурга. Он с гордостью воспротивился бомбардированию Тённингена, но не мог отклонить короля от продолжения его осады, хотя там и не было более шведов. В то же время, по его приказанию, через русские аванпосты со стороны Дитмарсии, туда доставлен был значительный транспорт съестных припасов, который счастливо прошел в крепость. Затем, отступая, он подписал декларацию, посланную к барону Герцу, что ни в каком случае герцогскому дому не приписывает неприязненных намерений против союзников.
Царь справедливо полагал, что ему не дадут ничего завоевать в Германии и что двух армий, датской и саксонской, достаточно, чтоб уничтожить остатки шведских войск. Он искал успехов в Швеции, чтоб было из чего обильно оставить себе и возвратить назад, когда дело дойдет до мира; поэтому, несмотря на всю несправедливость поступков Дании во владениях принца малолетнего, допускал эту державу запасаться там деньгами и набирать рекрут, имея в виду тем легче привести в исполнение свой план — совершенно ослабить Швецию сильною высадкою в Скании. Меншиков, вместо того, чтоб согласоваться с намерениями государя и отступить с своею армиею, ослепленный расточаемыми ему подарками, безусловно подчинился видам Герца, который всё еще мечтал о своем проекте нейтралитета и старался внушать его всем дворам. Но чтобы возвысить свою заслугу и показаться в глазах Швеции спасителем её германским провинций, надобно было поставить их в опасное положение, почему министр этот на первый раз просил союзных генералов вступить в Померанию и действовать там враждебно. На Вандсбекских (Wandsbeck)[15] конференциях положено было завладеть всеми укрепленными местами шведов в Германии. Герц, находившийся в четверти мили оттуда (от Вандсбека), в Гамбурге, представил графу Веллингу, генерал-губернатору герцогств Бременского и Померанского и уполномоченному короля шведского, что спасти эти места можно не иначе, как сдав их нейтральной державе, но не настолько могущественной, чтоб бояться, что она завладеет ими. Веллинг, убежденный теми же доводами, уже прежде сдал курфюрсту ганноверскому Верден и Оттерсберг, желая спасти их от датчан, а потому без затруднения согласился теперь на занятие Висмара и Штеттина войсками голштинскими. Но войска эти были еще в Брабанте на службе соединенных штатов и оказывались недостаточными для обеих крепостей, из которых каждая требовала по четыре батальона. Поэтому было решено, что епископ регент согласится, по собственному своему выбору, с какою либо нейтральною державою для получения половины гарнизона, и что эти войска присягнут ему, равно как и оба шведские батальона, которые останутся до возвращения в упомянутые крепости его собственных войск, но с тем, чтоб предоставить им потом свободное отступление к острову Рюгену и снабдить их на дорогу продовольствием. Все издержки падали на Швецию, имевшую уже ту выгоду, что за нею оставались её укрепленные места, за которые отвечал епископ. Этот правитель и Веллинг с одинаковым удовольствием подписали свою конвенцию 10-го июня. Один думал, что обеспечит безопасность значительной части вверенной ему провинции, другой — что будет иметь верное ручательство в том, что Швеция не заключит мира без его восстановления и вознаграждения. Герц, с своей стороны, сохранял себе полную власть предоставить владение двумя прекрасными, хорошо укрепленными городами той державе, которой удостоит благоприятствовать.
Выбор его пал на короля прусского, который не приставал еще ни к какой стороне в смутах Севера. Союз с ним, следовательно, мог совершенно изменить положение дел. Но король этот только что вступил на престол; роскошь отца истощила его казну; его наклонность к экономии требовала мира, и министр Ильген, пользовавшийся его доверием, был благоразумен, но робок. Герц, столь способный ко всякого рода интригам, не мог удалиться из Гамбурга и Вандсбека при таких критических обстоятельствах. Хотя в числе его креатур и были люди, способные для самых запутанных негоциаций, однако ж в этом деле, где он не хотел быть проникнутым никем, ему нужен был человек новый, но тем не менее способный иметь успех в делах. Тот самый Бассевич, о котором упомянуто выше, был старостой (grand bailli) в Гузуме, именно в то время, когда решалась там несчастная участь Стенбока. Должность эта доставляла ему случай сходиться с генералами, участвовавшими в гузумских конференциях, и все они питали к нему необыкновенное расположение. Даже король датский, из особенного к нему благоволения, предлагал не только оставить ему управление староствами Гузумским и Швабштедтским, но и присоединить к ним еще Тундернское, самое доходное в Шлезвиге. Но Бассевич не принял этого предложения и отправился в Гамбург к епископу-регенту, сложив с себя свою должность и вместе с тем отказавшись от данных своим староствам взаем денег, которые составляли почти всё его имущество.
Анна Евдокимовна Лабзина - дочь надворного советника Евдокима Яковлевича Яковлева, во втором браке замужем за А.Ф.Лабзиным. основателем масонской ложи и вице-президентом Академии художеств. В своих воспоминаниях она откровенно и бесхитростно описывает картину деревенского быта небогатой средней дворянской семьи, обрисовывает свою внутреннюю жизнь, останавливаясь преимущественно на изложении своих и чужих рассуждений. В книге приведены также выдержки из дневника А.Е.Лабзиной 1818 года. С бытовой точки зрения ее воспоминания ценны как памятник давно минувшей эпохи, как материал для истории русской культуры середины XVIII века.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.