Записки о Литургии и Церкви - [3]
Многие святые начиная с I века ощущали божественную предысторию христианства. «Сие имя спасительное — Иисус — прежде всех веков в Тройческом совете было предуготовано. Сила имени Иисусова в Совете Предвечном, как в сосуде, была сокрываема», — пишет св. Димитрий Ростовский [5]. «Прежде солнца пребывает имя Его», — возглашает церковнослужитель во время чтения Апостола на Благовещение [6], т. е. именно в тот день, когда поется: «Совет превечный открывая, Тебе, Отроковице» (стихира на «Господи воззвах»), когда воспоминается принесение человеческого имени Иисуса с неба ангелом пречистой Деве (Лк. 1, 31).
Говоря об определении Церкви апостолом Павлом как о «великой благочестия тайне» (1 Тим. 3, 16), которая в том, что «Бог явился во плоти» (там же) и этой плотью — телом Божиим — сделалась Церковь, еп. Феофан Затворник пишет: «Сущность веры нашей сокровенна и по причине непостижимости ее действия в нас. Зародилась она («тайна благочестия») в тайне Триипостасного Бога прежде век» [7]. Только поняв Церковь как сотворенную «прежде всего» (св. Ерма) [8], как «Премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей» (1 Кор. 2, 7), можно в нее действительно поверить. Поверить в нее нам дано не как в человеческую организацию, а только как в Богочеловеческое Существо, имеющее своим началом Божественную до–временность.
Но Церковь прежде всего или больше всего — это литургия. Поэтому «литургия вечна. Агнец заклан в недрах Святой Троицы» (архимандрит Киприан) [9].
Все священнодействие {литургии}, — пишет митрополит Солунский Николай Кавасила (XIV век), — есть как бы один образ Единого Тела и Царства Спасителева (т. е. Церкви)… Церковь указуется Тайнами не как символами, но как сердцем указуются члены (тела), как корнем дерева — отрасли и, как сказал Господь, как виноградной лозой — ветви, ибо здесь не одинаковость только имени и не сходство подобия, но тождество дела, так как Тайны суть Тело и Кровь Христа» [10]. Он же пишет: «Если бы кто мог увидеть Церковь Христову в том самом виде, как она соединена со Христом и участвует в плоти Его, то увидел бы ее не чем иным, как только Телом Господним» [11]. А литургию так определяет св. Игнатий Богоносец: «Евхаристия есть плоть Спасителя нашего Иисуса Христа, которая пострадала за наши грехи» [12]. Церковь — в том, что «Бог явился во плоти», в страдающем человеческом теле, Церковь — это вочеловечение Бога. Бог, не оставляя Своего Божественного естества, вошел в мир, в естество человеческое. С этого началось христианство в истории, и вся его суть — в подражании ему, этому выхождению Бога, но лишь в обратном направлении: Бог сходит с неба на землю, делается человеком; человек в христианстве выходит навстречу своему Богу — из своего человеческого, «слишком человеческого» естества выходит в мир Божественный. «Бог стал человеком, чтобы человек стал богом», — это обычная и постоянная формула святых.
Святые учат, что есть три состояния человека: естественное, противоестественное, или греховное, и сверхъестественное, или духовное [13]. Христианин прежде всего борется с грехом, который тянет его в бездну ниже его естества. Противоестествен для человека только грех. Говоря о сверхъестественном, Церковь утверждает, что сверхъестественное не противоестественно, а только превосходит или идет дальше естественного. И христианство — это не только борьба с противоестественностью греха, но и призыв к преодолению земной «естественности», к выходу «за естество», к «преестественному». По «естеству» нам, в общем, хочется только есть, пить, спать и развлекаться. А христианство зовет к новому рождению во Святом Духе, к рождению не аллегорическому, а очень болезненному. «Женщина, когда рождает, терпит скорбь», — сказано в Евангелии. И в другом месте: «Она… кричала от болей и мук рождения» (Откр. 12, 2). Только любовь к Богу дает силы и радость идти на них. Это есть рождение в таинственную для нас духовность, и это есть то самое, что так отпугивает людей. «Надо родиться свыше», — сказал Христос Никодиму, и Никодим ужаснулся этих слов. Праведник и законник, он сразу понял, что разговор идет не только о борьбе с грехом. И кто хоть в малейшей степени не совершает этого перехода в сверхъестество, тот еще не начал христианства. Но это внутреннее преодоление естества, — преодоление, на котором стоит весь христианский подвиг, т. е. вся обыденность христианской жизни, есть всего только «солнце в малой капле вод». Все христианство — в первоисточной сверхъестественности Боговоплощения. «Побеждаются естества уставы в Тебе, Дево чистая, девствует бо рождество и живот предобручает смерть», — поет Церковь на Успение Девы и Матери (песнь 9 канона).
«Побеждаются естества уставы» и в довременном начале Церкви. И, так же как нам непонятно вочеловечение Бога, нам «непонятна» и Церковь. “«Плоть и кровь» не может дать знания и веры о Церкви, — пишет Д. Хилков, — совершенно подобно тому, как некогда «кровь и плоть» не могла дать знания того, что плотник из Назарета — «Сын Бога Живаго»”
