Но и во время этого официально разрешенного отдыха или передышки деятельные башибузуки не сидели, сложа руки. Они выводили из церкви уцелевших женщин и девушек, вели их в село и всякого рода пытками принуждали сказать, где спрятаны их драгоценности, деньги, ожерелья, медная посуда, одежда… Вообще в тот день чалмоносцы вели себя более милостиво — резня уступила место грабежу и насилию.
Но прошел и этот день. Рано утром 5 мая вернулся человек, посланный Барутанлией в Татар-Пазарджик. К кому он являлся в этом городе и какой ответ принес Барутанлии, мы не знаем. Впрочем, нет надобности делать предположения и выводы, так как ответ ясен из последующих событий. Когда посланец вернулся, Барутанлия приказал всем батакчанам, мужчинам и женщинам, собраться у церкви, объявив, что там будут составляться списки убитых, а также оставшихся в живых. Женщин выделили из толпы и поставили в стороне, чтобы они не мешали «правильной проверке». Услышав об этом, каждый батакчанин поверил, что теперь-то он избежал смерти. Каждый поспешил к церкви, чтобы записали и его имя, — ведь за неявку он мог ответить головой. Вскоре перед церковью стояло все село от мала до велика, но никто не смел поднять голову и посмотреть в лицо тирану, опасаясь, как бы этот дикарь снова не озверел, как бы снова не засверкали ятаганы, с которых еще не стерли кровь.
И вот кровопийца Барутанлия, окруженный виднейшими из своих разбойников, торжественно подъехал к месту, где собрались несчастные. Окинув злобным взглядом беззащитных, он разгорячил у них на глазах своего скакуна, чтобы показать этим полумертвым людям свое могущество, взмахом руки приказал женщинам отойти еще дальше от мужчин, которых здесь собралось человека триста, и отдал приказ:
— Ятаганы наголо!..
Послышался грозный шорох тысячи ятаганов, выхваченных из ножен. Три сотни мучеников были со всех сторон окружены разбойниками, которые кинулись на них, как сущие звери. А мученики, уже осознав, что обречены, невольно прижались друг к другу, сбились в кучу, как стадо под напором бури, закричали, точно от боли, опустили головы, чтобы не видеть происходящего, стали креститься перед смертью.
В тот день резня совершалась гораздо более организованно, чем в первый раз, прежде всего потому, что она происходила днем, под открытым небом, и жертвы не сопротивлялись, как в церкви: а во-вторых, потому, что за всем наблюдал сам Барутанлия. Треск костей и звон ятаганов были слышны издалека.
—
В течение нескольких дней Батак представлял ужасающее зрелище. Там уже не было ни Барутанлии, ни его свирепых башибузуков. Обыскав все и забрав все, что удалось найти, они вернулись в свои селения.
После них Батак посетили немощные и почему-либо не попавшие на бойню турки. Они снова обобрали уже разлагающиеся трупы, перетащили в свои селения весь скарб, уцелевший от пожара, — повозки, бочки, кадки, доски. Брали даже совершенно ненужные вещи.
Когда Батак догорел, потому что некому было тушить пожары, когда на иссохших телах мертвецов уже не осталось ни лоскутка, когда убийственное в летний зной зловоние тысяч гниющих трупов отравило воздух, Батак стал вотчиной одичавших собак и хищных птиц.
