Записки молодого человека - [43]

Около часа у меня ушло на поиски штаба, кото­рый, как и многие другие наши штабы, вполне бла­горазумно размещался в маленьких, одноэтажных, незаметных деревянных домишках на окраине го­рода. Мне предстояло первым делом разыскать на­шего постоянного корреспондента "Красной звез­ды" при 50-й армии Пашу Трояновского, которого я обнаружил у комиссара штаба армии. Получив там последнюю армейскую информацию, мы договори­лись с Трояновским ехать завтра под Калугу, а пока что пошли ночевать к нему в комнату, где он жил вместе с корреспондентом "Правды" Булгаковым.

Вечером в этот же день я вместе с Трояновским пошел к командующему армией генералу Болдину. Мне надо было с ним поговорить, потому что од­ним из заданий, полученных мной от редакции, бы­ло задание написать рассказ или очерк о генерале. Считалось, что Болдин был для этого одной из са­мых подходящих фигур. Трояновский, который знал в армии всех и которого все знали, потому что он был здесь с самого начала боев за Тулу, прошел к генералу и попросил его о свидании. Болдин назна­чил время, когда он меня примет.

В ожидании, чтобы не тратить зря времени, я подсел к адъютанту генерала, который побывал с ним в двух окружениях и так же, как и сам Бол­дин, был два раза ранен, и стал расспрашивать его о командующем. Адъютант говорил о Болдине с увлечением, и мне показалось, что им владело ис­креннее и глубокое чувство. Впрочем, это было не удивительно. Во время первого окружения на Смо­ленщине Болдин, взвалив на плечи, вытащил своего адъютанта из боя, в котором тот был ранен.

Ровно в назначенный час генерал вызвал адъютан­та к себе в кабинет, и тот, вернувшись, сказал мне, что генерал просит извинения — его задерживают дела — и он примет меня через десять минут. Мы продолжали беседовать с адъютантом. Ровно через десять минут его снова вызвали, он снова вернулся и снова сказал:

— Генерал просит извинения; он все еще на про­воде с Москвой. Но через пять минут он вас при­мет.

Ровно через пять минут меня пригласили в каби­нет к Болдину. Памятливость и пунктуальность это­го генерала произвели на меня хорошее впечатле­ние, Я почему-то подумал, что Болдин гораздо стар­ше. На самом деле ему было пятьдесят, а выглядел он лет на сорок пять. Это был огромный чело­век, с длинными руками, с широкими, немного суту­лыми плечами, богатырской грудью и большой го­ловой. Он начинал лысеть и носил аккуратные сол­датские усы.

Начальство в то время, как, пожалуй, и сейчас, щеголяло на фронте отсутствием единообразия в форме. Генералы ходили в полушубках, и в кожанках, и в бекешах, и в парашютно-десантных курт­ках — кто в чем. Болдин был одет строго по форме и, как потом выяснилось, ходил исключительно в ши­нели со всеми положенными ремнями и полевой сумкой. Словом, являл собой пример подтянутости.

Он сначала рассказал мне о том, что происходило на фронте его армии, а потом, когда я начал рас­спрашивать его о нем самом, кратко рассказал мне свою жизнь. Это была солдатская жизнь человека, с молодых лет и навсегда связавшего свою судьбу с армией. Всю первую мировую войну генерал про­вел на Кавказском фронте, начал солдатом, а кон­чил фельдфебелем. Причем в его роте было много земляков, из той деревни, где родился он сам, и из соседних деревень.

У Болдина были хорошие, умные глаза, спокой­ная улыбка, внимательная приглядка, юмор и отсутствие крепких выражений в разговоре. Когда я за­писал все, что он мне рассказал о своей жизни, по­лучилось страниц пятнадцать на машинке довольно любопытного, как мне кажется, материала, хотя очерка о Болдине для "Красной звезды" я так и не написал.

Как я понял из слов генерала и из дополнитель­ных объяснений Трояновского, в те дни под Калу­гой складывалась довольно сложная ситуация. Нем­цы с двух сторон оставались еще очень близко от Тулы. Но наша ударная группа прорвалась вглубь по Калужской дороге и дошла до самого города. Бой шел за предместья Калуги. Прорыв был совер­шен на большую глубину, но по обеим сторонам узкой кишки-прорыва по-прежнему были немцы. Они в нескольких местах от времени до времени перерезали этот коридор, так что от штаба армии до командного пункта наступавшей на Калугу груп­пы войск было почти невозможно добраться. А ко­мандующий этой группой, в свою очередь, не мог добраться до своих передовых частей, над которы­ми временно принял командование один из коман­диров дивизий.

Словом, переплет был сложный, но Болдин дей­ствовал в этих условиях смело и решительно. Учи­тывая психологическое состояние немцев в те дни, очевидно, так и следовало действовать. То есть по­ступать с немцами так, как всего каких-нибудь два месяца назад они поступали с нами.

В этой обстановке добраться до Калуги было трудно, но попытаться все же следовало. Вернув­шись от Болдина, мы решили ехать в сторону Калу­ги на двух машинах — так, на всякий случай, было надежнее.

Всю ночь мела метель, к утру она вроде бы за­тихла, но потом, когда мы были уже в дороге, во­зобновилась с новой силой. Дорогу все сильней пе­реметало, вокруг были заносы, множество машин стояло в пути. Мы проткнулись через несколько про­бок, но в конце концов, проехав за пять часов три­дцать километров, окончательно застряли в одной пробке и поняли, что нам на своих "эмках" вряд ли в ближайший день-два удастся прорваться вперед по этой дороге.