Записки кукловода - [23]

— Погоди… — Шайя с трудом сосредоточивается на лице министра и пересчитывает его глаза до тех пор, пока не убеждается, что их не четыре и не шесть, а ровно два, как и положено жукам. «Хорошо, что ноги не видны из-за стола, — благодарно думает Шайя. — Ног у жуков бывает ужас как много, спьяну не насчитаешься.»

— Погоди… — теперь надо перебороть приступ тошноты. Шайя справляется и с этим. Битл участливо моргает напротив. Глаз у него по-прежнему два, и этот успех воодушевляет Шайю на продолжение. Язык-медведь не желает слушаться, но Шайя выходит на него с рогатиной и побеждает.

— Погоди, — говорит он. — Об этом — потом. Что тебе надо сейчас? Сегодня? Зачем звал?

В честных министерских глазах мелькает и сразу же тает неясная тень. Настолько неясная, что ее можно было бы даже и не заметить, если бы она была одна. Но глаз-то у Битла два, а значит и теней — две, так что Шайя заметил. Он заметил… Он грозит Битлу непослушным пальцем: зачем, мол? А?

— Да ни за чем… — Битл улыбается профессионально-сердечной улыбкой. За этим и звал. Чтоб ты знал, что я на тебя рассчитываю.

— Ну-у… — взявшись обеими руками за край стола, Шайя делает попытку приподняться и встать. У него снова получается, причем совсем неплохо, что наполняет его дополнительным оптимизмом. Он подмигивает Битлу.

— Пп-последнее время у меня сплошные п-победы. Эдак вы еще и выборы выиграете. Так я пошел?..

Шайя поворачивается на нетвердых ногах и идет к двери, рассматривая каждый последующий шаг, как отдельный проект. Он бы добрался и сам, но министр сегодня необыкновенно любезен. Министр выскакивает из-за стола, догоняет Шайю, и сопровождает его, поддерживая под локоток.

— Ты сегодня необыкновенно лю… — начинает Шайя, но Битл не слушает его. Битл наклоняется к его уху и произносит несколько слов.

— Что? — Шайя останавливается, как вкопанный.

Слова министра ввинчиваются в его хмель, как штопор в пробку и застревают там, как пробка в бутылке.

— Что ты сказал? — ошалело спрашивает он. — Повтори.

Они стоят у самой двери.

— Ты все прекрасно слышал, — Битл крепко держит Шайю под локоть. — С завтрашнего утра.

— Почему?

— Деньги кончились. И вообще, поменьше вопросов, господин будущий пресс-секретарь.

Он открывает дверь и сдает Шайю в надежные руки топтуна.

— Вызови ему такси, Голем. И подругу его… подругу не забудьте! Она где-то здесь, с Романом.

Рассеянно отвечая на приветствия гостей, Битл смотрит, как топтун ведет… или, вернее сказать, несет Шайю через зал. Битл доволен собой. У каждой куклы есть свои ниточки — нужно только отыскать их и задействовать правильным образом. У каждой. Даже у этого умника-алкаша.

* * *

— Ну а ты как думала? С другими он другой, и может ли быть иначе?

— Да я понимаю, понимаю… Но все равно как-то неприятно. Неожиданно. И потом, согласись, если он может быть таким с другими, то почему бы и не со мной? Я имею в виду не сейчас, а когда-нибудь потом, если это закончится. Вернее, когда это закончится.

Ив сидит на диване, поджав под себя ноги и свесив рыжую прядь над задумчивым профилем. Все-таки она очень красива. Очень. Даже в печали. Наверное, потому, что печаль невелика.

Шайя храпит в спальне, бесчувственный, как бревно. В такси он окончательно отрубился; хорошо, что предусмотрительный Ромка послал с ними крепкого молодого человека в качестве сопровождающего, а иначе Ив в жизни не смогла бы затащить Шайю в квартиру.

— А почему «это» непременно должно закончиться?

Ив фыркает.

— Ты меня совсем за дуру держишь?

— Нет, королева.

— Ну вот. Теперь уже и ты меня так называешь… А помнишь, кто это придумал?

— Помню. Как его звали?.. не то Кирилл, не то…

— Зуб. Его звали Зуб. Зубин Мета, великий музыкант… как ты мог забыть?

Она плачет, и мне становится неловко оттого, что я действительно успел его подзабыть. Все-таки этот Зуб был, хотя и второстепенным, но персонажем, а не каким-нибудь безымянным статистом. Это статистов можно вовсе не учитывать — ведь у них нет имен. Картонки, часть фона, светлые пятна ночью, темные пятна днем. Но если уж появляется имя, то делать нечего, приходится соответствовать: рисовать лицо, заботиться о походке, о речи… Все это ужасно хлопотно, ужасно. И несправедливо. Потому что имена всем этим куклам даю не я. Помните, я дал имя только одной из них — самой главной, той, ради которой все это и было затеяно, помните? Ив! Прекрасное имя — Ив!

И вот я уже сам называю ее другим, не мною придуманным словом: «королева»! А вместе с ним, не успев даже оглянуться, я получаю целую связку новых имен, а с ними и целую связку новых забот. Забот и упреков, подобных этому: «Как ты мог забыть?» Как, как… Да вот так и мог! Мне этот твой Зуб, если хочешь знать, никто и звать никак! Ты вот помнишь остальных погибших? — Нет! Отчего же я должен помнить твоего Зуба? Он мне был навязан! Да-да, навязан! Кто ему имя дал, я? — Нет, не я. Вы ему дали имя, ты и твои приятели. Вот вы и помните, а я-то тут при чем? Но нет… вместо того, чтобы взять на себя ответственность, вы предпочитаете во всем обвинять именно меня. Меня! Ну не чудовищно ли? Возможно, я успел подзабыть его имя, но зато я прекрасно помню, как твой приятель Шайя орал мне там, у автобусной станции, рядом с разбросанными по асфальту частями человеческих тел: «Почему, сволочь? Будь ты проклят, сука!» Да-да, этими самыми словами… Как будто это я придумал слово «бомба», как будто это я затем изготовил ее и дал имя безвестному прежде статисту! Как будто это я взорвал первое, убив второго!