Записки из сабвея, или Главный Человек моей жизни - [4]
– Там, в пиджаке, в верхнем кармане, телефон тебе оставил. Звони.
Только в доме у тётки я решился проверить пиджак. В кармане обнаружил записанный на бумажке телефон. И пятьдесят рублей!До стройотряда добирался долго, но интересно. Когда с тёткой прощался, она протянула мне носовой платок, перетянутый двумя узелками:
– Здесь две трёшки и два рубля мелочью.
– Спасибо, тётя Лена, мне уже не надо.
– Где же ты деньги взял, или врал мне?
– Нет, не врал, у председателя попросил!Сейчас уж не помню, как ехал, в голову приходят названия посёлков и городков – Поим, Кирсанов, Инжавино… До деревни Красивка добрался, а куда идти? Где он, студенческий лагерь? У меня чемоданчик с одеждой и водкой, спасибо Петру Николаевичу. Аккордеон ещё. Далеко не уйдёшь. И людей вокруг нет: спросить не у кого. А солнце припекает, жажда мучит, водой бы хоть кто напоил.
Гляжу: по дороге трактор с длинным прицепом хуячит, пыль от него в воздухе висит, не опускается. Я водилу торможу, спрашиваю:
– Отец, а где тут у вас студенты в палатках живут?
– Студенты? Так это в другую сторону.
– В какую – другую?
– Ну, я еду щас примерно оттуда. Тут четыре километра через лес, к реке Вороне.
– Погоди, батя.… Четыре километра? Так я же не дойду. Видишь – вещи у меня. Давай лучше так. У тебя стакан есть? Тяпнем малёха, а ты меня в прицеп посадишь и туда отвезёшь. Лады?
– Согласен. Только зачем в прицеп? В кабине можно.
– Не, я как выпью, петь захочу, музыка у меня с собой.
А сам представляю: вот ребята обрадуются, когда я к ним с ханкой под песни на тракторе заявлюсь! Прикольно!
Так и приехал. Смотрю: палаток много, а народу нет никого. Вдруг дружок мой Генка Газарян откуда-то выбегает, меня с прицепа стаскивает и ругается:
– Петь, ты что, сдурел? Пьяный приехал! У нас тут сухой закон. Ты же на два дня опоздал, тебя из отряда выгонят, потом из института! Хорошо, на работе все, а дежурным меня назначили. Быстро ко мне в палатку – и спать!
– Подожди ты со своим «спать»! У меня четыре пузыря в чемодане, может, вмажем по сто пятьдесят на сон грядущий?
– Что?! Ну-ка, давай сюда!
Я с неохотой вытащил из чемодана бутылки, и он умчался в лес хоронить спиртное. Назад прибегает и шепчет:
– Тут о тебе только и болтают. Про частное определение. Им из деканата отписались, что тебе выговор объявили. А суд в институт пишет в обратку, что наказание недостаточное. Неравноценно проступку советского студента. Говорят, в отряде комсомольское собрание скоро состоится, тебя разбирать будут. Из комсомола попереть могут… А ты опоздал, пьяный вон приехал. Давай спи и из палатки до темноты носа не высовывай. У нас каждый вечер костёр, тогда и подойдёшь ко всем.Перед тем как заснуть, я задумался: да, грустно оно как-то получается.
Проснулся от звуков гитары и пения невдалеке: «Скоро осень, за окнами август…». Я достал из футляра аккордеон, вышел из палатки и направился на свет костра, подыгрывая гитаристу. Ребята встретили радостно, а командир отряда Владимир Андреевич, доцент кафедры физколлоидной химии, сухо проговорил:
– Пойдём, Шнякин, потолковать нужно.
Я знал, что мужик он нормальный, но всё равно заволновался. Мы отошли к большому деревянному столу под навесом, где бойцы отряда три раза в день принимали незатейливую деревенскую пищу. На столе тускло светила керосиновая лампа.
– Ты почему опоздал?
– Я в деревне у тётки гостил. Думал, быстро доберусь… не получилось…
– А ты знаешь, что твоё дело мы на собрании разбирать будем?
– Слышал. А всё так серьёзно?
– Да. Им простого выговора мало.
– И из комсомола выгнать могут?
– Ну, это вряд ли. А там кто его знает. Ты вот что… Тебя ребята любят, не захотят они, конечно… Но ты их попроси за выговор с занесением проголосовать. Тогда мы постараемся всё уладить. И чтобы ниже травы ходил! И тише воды. Распелся, гляжу, опять. Кстати, послезавтра торжественное открытие лагеря. Флаг будем поднимать, руководство районное прибудет. Ты на аккордеоне какой-нибудь гимн сыграть можешь?
– Нет, Владимир Андреевич. Я Северного могу, Высоцкого, русские народные песни…
– Да придумай что-нибудь, флаг под аккордеон – неплохо, не под гитару же!
– Может, «Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону…» подойдёт?
– А что, про комсомольцев песня. Только петь не нужно. Ты играешь-то хорошо?
– Аккордами в основном. В ля-миноре. Я музыкальную школу давно, в тринадцать лет закончил, а раньше играл здорово.
– Вот и вспоминай, репетируй. Пару дней на работу можешь не ходить, но чтобы исполнил без ошибки. Ты коллоидную химию уже два раза завалил?
– Да.
– Вот и помни об этом.Открытие лагеря прошло успешно. И работали мы ударно. Стены птицефермы кирпичами выложили, а пол цементом залили. А вот закрытие…
Довольное нашей работой начальство перед торжественным закрытием лагеря подогнало бочку «Жигулёвского» пива, а из крытого кузова грузовика ещё и водкой втихаря подторговывали. Я, конечно, нажрался, стоять ровно не могу, шатает. Андреич, как меня увидел, аж пятнами весь пошёл. И как понёс матом:
– Ты что же, долбоёб, творишь? Тебе выступать через двадцать минут! А ты пьяный в говно! Про экзамен забыл, мудило?
Эта книга о тех, чью профессию можно отнести к числу древнейших. Хранители огня, воды и священных рощ, дворцовые стражники, часовые и сторожа — все эти фигуры присутствуют на дороге Истории. У охранников всех времен общее одно — они всегда лишь только спутники, их место — быть рядом, их роль — хранить, оберегать и защищать нечто более существенное, значительное и ценное, чем они сами. Охранники не тут и не там… Они между двух миров — между властью и народом, рядом с властью, но только у ее дверей, а дальше путь заказан.
Тайна Пермского треугольника притягивает к себе разных людей: искателей приключений, любителей всего таинственного и непознанного и просто энтузиастов. Два москвича Семён и Алексей едут в аномальную зону, где их ожидают встречи с необычным и интересными людьми. А может быть, им суждено разгадать тайну аномалии. Содержит нецензурную брань.
Шлёпик всегда был верным псом. Когда его товарищ-человек, майор Торкильдсен, умирает, Шлёпик и фру Торкильдсен остаются одни. Шлёпик оплакивает майора, утешаясь горами вкуснятины, а фру Торкильдсен – мегалитрами «драконовой воды». Прежде они относились друг к дружке с сомнением, но теперь быстро находят общий язык. И общую тему. Таковой неожиданно оказывается экспедиция Руаля Амундсена на Южный полюс, во главе которой, разумеется, стояли вовсе не люди, а отважные собаки, люди лишь присвоили себе их победу.
Новелла, написанная Алексеем Сальниковым специально для журнала «Искусство кино». Опубликована в выпуске № 11/12 2018 г.
Саманта – студентка претенциозного Университета Уоррена. Она предпочитает свое темное воображение обществу большинства людей и презирает однокурсниц – богатых и невыносимо кукольных девушек, называющих друг друга Зайками. Все меняется, когда она получает от них приглашение на вечеринку и необъяснимым образом не может отказаться. Саманта все глубже погружается в сладкий и зловещий мир Заек, и вот уже их тайны – ее тайны. «Зайка» – завораживающий и дерзкий роман о неравенстве и одиночестве, дружбе и желании, фантастической и ужасной силе воображения, о самой природе творчества.
Три смелые девушки из разных слоев общества мечтают найти свой путь в жизни. И этот поиск приводит каждую к борьбе за женские права. Ивлин семнадцать, она мечтает об Оксфорде. Отец может оплатить ее обучение, но уже уготовил другое будущее для дочери: она должна учиться не латыни, а домашнему хозяйству и выйти замуж. Мэй пятнадцать, она поддерживает суфражисток, но не их методы борьбы. И не понимает, почему другие не принимают ее точку зрения, ведь насилие — это ужасно. А когда она встречает Нелл, то видит в ней родственную душу.