Записки эмигрантки - [77]

Я постаралась проанализировать всю ситуацию, чтобы как-то совладать с собой и продолжать терпеть этот маразм. Аутотренинг. Мне ничего пока больше не оставалось. Во-первых, и самое основное, он чувствует нашу разницу в возрасте. Поэтому всячески старается унизить меня, подчеркивая, что я выгляжу старше, акцентируя внимание на появляющихся морщинках и утверждая, что за его деньги он может купить кого-то намного моложе. Я это проглатываю: передо мной есть зеркало и глаза других мужчин, которые лучше любого зеркала свидетельствуют о том, что я отлично выгляжу. Во-вторых, у него старческий маразм. Он может повторять одно и то же по сто пятьдесят раз, особенно, когда ругается. Это я стараюсь не слушать – абстрагируюсь. Он патологически жаден и живет только для себя – одним словом, эгоист. Мне это по барабану, так как я не жду от него подачек и не собираюсь строить планы на счет оного. Людей считает за мусор, если только они не богаче его. Одним словом, очень тяжелый человек. Но мне надо собрать все силы и терпеть. Сколько? Столько, сколько смогу. Как-то эта ситуация должна была разрешиться. Ничего нет вечного. А терпеть я умею. Приходилось по жизни. Значит, таков мой путь в эмиграции. Не знаю, что лучше: «бабкам жопы мыть» или терпеть оскорбления старого маразматика? Хрен редьки не слаще! Правильно говорил Алик: в эмиграции каждый должен съесть свою порцию дерьма.

Со временем он стал оскорблять моего сына.

– 

Чего он ни с кем не встречается, твой сын? Что он тебе постоянно звонит? У него уже девушка должна быть!– каждый раз затягивал он свою песню.

– 

Ему всего пятнадцать лет! Успеет еще!

– 

Да я свою сексуальную жизнь начал в двенадцать! Он, наверное, голубой! Да, он гомик! Homo! – стал он выкрикивать это слово много раз, как всегда, когда дело доходило до оскорблений.

Он знал, что Данька для меня – святое, и старался растоптать то святое, что до сих пор не было затронуто. Он провоцировал меня. Может быть, хотел, чтобы я ударила его и он смог бы мне ответить, таким образом разрядив себя. Но до рукоприкладства я никогда не опускалась. Не смотря на то, что хотела разорвать его наглую рожу на две части. За ребенка на куски порву! Данику я никогда ничего не говорила. Зачем? Если бы сын что-то узнал, на порог не пустил бы негодяя. Джозеф боялся моего ребенка – это было видно. А может, не хотел, чтобы свидетели были. Ведя при Данике себя очень прилично, разборки он устраивал у себя дома, когда был уверен, что я никуда не смогу уйти и мне, волей-неволей, придется выслушивать всю эту грязь. Он пытался морально раздавить меня и был уверен, что «капля камень точит». И не знал, какая я сильная. Он, наивно полагая что все русские женщины одинаковые и, по всей видимости, сравнивая меня с предшественницами, вообще не подозревал, какая я и на что способна. Не смотря на все медитации и уговоры, что таков мой путь, я чувствовала, что мое терпение небезграничное и скоро ему придет конец.

Очень часто стала муссироваться тема религии. Я носила на шее маленький золотой крестик – это моя вера и я не собиралась обсуждать с ним этот вопрос. Также, как не собиралась снимать с шеи крестик. Освещала я его в Израиле, в Вифлееме, на известной звезде, где был рожден Иисус. Я свято верила, что он мне помогал и помогает. А когда веришь во что-то – легче жить.

Ему в ресторан постоянно звонил ребе. Телефон установлен возле кассового аппарата. Ко всей моей занятости с деньгами и кредитными карточками, я должна была отвечать на звонки и отсеивать неугодных, а если звонил кто-то очень важный, соединять его с шефом, то есть, с Джозефом.

– 

Кто его спрашивает? По какому поводу?– каждый раз интересовалась я. Бесплатный секретарь!

– 

Ребе, – раздавался известный мне голос.

– 

Хорошо, я передам, что Вы звонили.

Джозеф, узнав о звонке, срывался с места, как будто ветром сдувало. Бежал, наверное, замаливать грехи свои тяжкие.

– 

Это страна евреев, – говорил он мне, – ты не должна носить крестик. Ты же наполовину еврейка! Какая ты еврейка? Да ты знаешь, кем был Иисус?– и он начинал поливать грязью мою религию.

– 

Чтобы ты в мой дом больше крестик не одевала! – заявил он в следующий раз. – Иначе выброшу его! Оставляй дома это дерьмо!

Он никак не мог простить Даньке давний разговор о фильме «Страдания по Христу» и как-то, во время очередного скандала у него дома, он стал орать:

– 

Твой сын мне специально подарил такой подарок на Рождество – с намеком. Он же знает, что я еврей. Он специально это сделал. Чтобы оскорбить меня. Ангела он мне подарил!

– 

Он ребенок! Как ты можешь такое говорить? Да этот подарок вообще, к твоему сведению, мне предназначался, – не выдержала я.

– 

Насрать я хотел на этот подарок! – он схватил стеклянный шар и выбросил его через окно со второго этажа. – Видела? Вот, что нужно сделать с твоей религией, Христом и всеми остальными! А сейчас я сделаю больше.

И с этими словами он выскочил из комнаты. Через некоторое время этот идиот принес осколки шара, собранные в несколько целлофановых пакетов и стал мочиться на содержимое.

– 

Вот тебе «Страдания по Христу»! Он меня будет спрашивать, или мне понравился этот фильм? Как будто он не понимает, что я еврей! И этот Мэл Гибсон, mother fucker, чтоб его!