Записки бойца Армии теней - [29]

Вскоре наш хор стал известен на весь лагерь. Охранники начали подбрасывать нам продукты. При нашем рационе - буханке хлеба на 8-10 человек - это было большой поддержкой. Добавка в питании могла облегчить возможность побега, и мы стали откладывать и накапливать продукты на всякий случай. А вдруг!.. Бежать решили тройками. Во главе первой будет Михаило. В нее вошли Николай Калабушкин, здоровенный детина, и я, - тоже не из слабеньких. Старшим второй тройки будет Добричко (Добри) Радосавлевич. Он тоже был крепким парнем и хорошо владел французским. В его тройке - Средое Шиячич и Джока Цвиич. Малыши из Ремельфингена стали частью нашей жизни. Вместе с нами они делили все наши горести и радости, гордились дружбой с нами, тем, что мы с ними общаемся на равных. Ребятишки обучили нас песенке оккупированной, но не сломленной, Лотарингии. Я до сих пор помню ее слова. Она была написана после войны 1871 года, когда Германия Бисмарка аннексировала Эльзас и Лотарингию:   "Эльзас и Лотарингию вам не сразить! Вам вопреки, французы будем мы. Вам онемечить удалось долину, Но наше сердце вам не покорить!  "Vous n'aurez pas l'Alsace et la Lorraine,  Et malgré vous nous resterons Française!  Vous avez beau germaniser la plaine, Mais notre coeur - vous ne l'aurez jamais!  В свою очередь, я научил ребят лозунгам на русском и сербском языках: “Да здравствует Россия!", "Живела Югославия! Живела Француска! Живела слобода!" ^{13} 

У ребятишек вошло в обычай поджидать нас по утрам и бросаться нам на шею. Мы для них стали что родные. Время шло... В лагерном лазарете фельдшерами и санитарами работали французские военнопленные. Мы подружились с ними, попросили составить средства против ищеек, выделить нам флакончики йода, бинтов, вату и прочее. Перед обедом мы тренировались бегу и хождению след в след. Установили, что первым должен следовать Михаило: к его короткому шагу нам проще было приспособиться, чем ему к нашему. Почему след в след? - Очень просто: меньше следов - меньший расход средств от собак. Тренировками мы укрепляли силы, выносливость. Занимались одновременно и ремонтом обуви - французских солдатских ботинок, выданных нам немцами взамен отобранных у нас сапог. Ботинки даже лучше: в них легче дышет нога. И от них будет многое зависеть, - для беглеца обувь дороже золота! Присматривались и к обычаям местного населения. Чистота и порядок здесь соблюдаются до педантизма: необходимо быть всегда чисто выбритым, одежда должна быть опрятной, отутюженной, ботинки - быть надраенными до блеска. Если этого не соблюдать, то первый же встречный поймет, что ты - чужак. Гладить брюки в дороге просто: чуть обрызгав их, расправь и ложись на них спать. А если на влажной траве, то и обрызгивать нет надобности. Главное - не ворочайся во сне! А встанешь, они будут, как из-под утюга! Кроме одежды нам, следовательно, необходимо было приобрести иголки, нитки, бритвенный прибор, сапожную мазь и щетку, мыло... Список необходимых вещей пополнялся по мере детального изучения всего, что могло в дороге понадобиться. Где всё это достать? - Естественно, лишь через наших друзей-ребятишек!  

* * *

Сегодня после работы у нас спевка: один из фельдфебелей нашей охраны получил предписание "на Восточный фронт", и решил "закатить" прощальный концерт. А чтобы у "хоровой капеллы" было хорошее настроение, он пообещал выдать нам несколько буханок хлеба, четыре килограмма сахару и... два ведра пива. Хлеб и сахар - ура! То, что надо! Ребята будут стараться! Фельдфебель Вальтер Бруно пригласил на концерт нескольких друзей. Было заметно, что, получив "путевку", он как-то сник. В бывшую столовую медперсонала психбольницы, где будет концерт, Бруно ввалился с друзьями. Все были навеселе. Дают знак начинать. Михаило взмахивает руками и... мощно и стройно загремела песня. Она заполнила огромное помещение:  "Отацбино, мило мати, Увек hу те тако звати, Мила земло, мили доме, Нек нам живи слобода, Jугословенскога рода, Нек нам живи, нек нам живи Jугославиjа!  (Родина, милая мать, Всегда буду так тебя звать! Дорогая земля, милый мой дом! Да здравствует свобода  Югославского народа! Да здравствует  Югославия! Звуки ее потекли вначале как журчание ручейка, чтобы затем разразиться ураганом, сотрясшим стекла. Все свои концерты мы начинали именно с этой песни. Она была для нас зовом нашей родины, сейчас недосягаемой, но в ней становившейся близкой, буд-то совсем рядом. Мне и друзьям в эти минуты виделись родные картины юности. За ней следовали песни Черногории, Шумадии и... русские, всем нам известные:  "Волга-Волга, мать родная, Волга, русская река..." Плавно плывет песня. Необъятная ширь, непоколебимая мощь, безграничная удаль казацкая слышатся в ней. Мы ее очень любим, исполняем ее с душой. Но что это?.. Не может быть! - Вальтер Бруно плачет! Толкаю локтем соседа, глазами показываю на столь необъяснимый феномен. Фельдфебель уже не плачет, - он рыдает по-настоящему, со всхлипами, подрагивая плечами. Обхватив голову рукам, раскачивается из стороны в сторону... Другие "завоеватели", с кислыми минами, стараются его успокоить. Видимо, здорово "перебрали". Уже хотим закругляться, но Вальтер поднимается и неуверенными шагами подходит: - Югославен!.. Нох маль "Вольга-Вольга"... битте! - и он поясняет, что завтра или послезавтра отправляется на Восток: - Фаре нах Остен!.. Я-я... фри-рен! (На восток... замерзать!) - бормочет он заплетающимся языком.